Для более глубокого погружения в атмосферу экспозиции этот зал оснащен музыкальным аудиофайлом.
Второй концерт для фортепьяно с оркестром, часть 2, Andante. Музыка Дмитрия Шостаковича, исполняет симфонический оркестр Лахти, дирижер Окко Каму, солист Андрей Коробейников.

Поклонник Муз и чистых Граций,
Я жду тебя под сень дубов,
Пушистых елей и акаций,
Как Мецената ждал Гораций —
Во мгле Тибурских вечеров.
Одни за чаем на балконе
Мы можем в сельской тишине
Поговорить о Парфеноне,
О Половецкой старине.

И в светлом сумраке лампады
Мы снова вызовем с тобой,
Полны задумчивой отрады, —
Святые призраки Эллады,
Земли, обоим нам родной.
      Дмитрий Мережковский

Промышленник и меценат Савва Мамонтов — тот самый его современник, кто безоговорочно увидел и взрастил гений Михаила Врубеля.

САВВА ИВАНОВИЧ
Наступило лето 1889 года. Михаил Александрович уезжает из Киева в Москву, тогда еще не знает, что навсегда, надеясь, что его эскизы росписей Владимирского собора примут в работу. Этого не случилось. Последние месяцы киевской жизни были очень сложны. Правда, в письмах его звучит оптимизм и надежда. И вот маэстро получает приглашение из Москвы, от Саввы Ивановича Мамонтова, которого заслуженно называют самой колоритной фигурой в России на рубеже XIX и XX веков. Возвращение в Первостольную, в гущу художественной жизни, для Михаила стало началом нового этапа творчества.
Его приезд в столичный мегаполис пришелся на тот период, когда здесь царило наибольшее творческое оживление. Тесно общаясь с Коровиным и Серовым, он быстро очутился в курсе всех театральных, музыкальных и художественных событий. Встреча Врубеля с Мамонтовым, конечно, случилась очередной судьбоносной. Со дня знакомства в 1889-м и до ареста Саввы Ивановича в 1899-м художник находился под покровительством всесильного мецената.

С.И. Мамонтов с дочерьми Александрой и Верой (справа). 

Прозванный современниками Московским Медичи, Мамонтов был крупным промышленником, большим любителем и знатоком искусств, покровителем в лучшем понимании этого слова. В его деятельности на данном поприще не было и намека на барство или дилетантскую самоуверенность. Им была создана частная опера, в которой предпочтение отдавалось национальной режиссуре и музыке. Его мастерские, в которых возрождались почти утраченные народные промыслы, давали шанс умельцам сберечь достояние предков для будущих поколений. Мамонтова всегда окружали талантливые люди. Они ценили дружескую творческую атмосферу в его доме и знали, что в случае необходимости могут рассчитывать и на материальную подмогу.

«Портрет С.И. Мамонтова», 1891 г. Бумага, карандаш.

К чести покровителя, он сумел рассмотреть талант и красоту в непривычной живописной манере Михаила Александровича, помогал реализовывать его самые смелые идеи и получать заказы, что принесло автору известность. 

И Врубель в долгу не остался: создал замечательное полотно – знаменитое изображение своего благодетельного друга и филантропа. Портрет Саввы Мамонтова был написан в январе-феврале 1897 года.
В портрете художник воплощает тему величия и трагизма духа. Изображение успешного человека, наделенного недюжинной деловой хваткой, творческой энергией и художественным чутьем, несет в себе острый драматизм. Он ощущается в сочетании импозантной фигуры портретируемого и той неудобной позы, в которой он сидит с поджатой ногой и рукой, судорожно задерживающей неустойчивое движение. Этот трагизм можно почувствовать в резких тревожных контрастах светлых и темных цветовых и световых пятен, подчеркнутых антуражем изысканного кабинета со скорбящей женской фигурой испанского скульптора Мариано Бенльюре, замыкающей вверху центральную вертикаль композиции. Модель словно прижата к спинке кресла пластроном рубашки. Лицо искажено конвульсией внутренней боли. В работе проявился дар провидения художника, который передает в работе таинственное знание о близком трагическом переломе в жизни Мамонтова. Через пару лет его постигнет арест, финансовый крах, полное разорение, после чего он не сможет оправиться.
Созданный Врубелем портрет производил необычайное впечатление. Мамонтов перевез его из дома на Садово-Спасской в свою усадьбу на Бутырках, где продолжала работать перемещенная им из Абрамцева керамическая мастерская. Картина удовлетворяла и самого автора, весьма строго и взыскательно относившегося к своим произведениям. В письме к жене Надежде Забеле художник делился впечатлением от картины, которую вновь увидел в 1904 году на Бутырках: «Портрет С.И. действительно как экспрессия, посадка, сила лепки и вкусность аксессуаров прямо очаровали меня. В высшей степени смелая и красивая техника и не мазня, а все, что сделано более чем правдиво, – красиво и звучно».
Портрет Мамонтова вошел в историю русского искусства и как одна из самых значительных работ в творчестве мастера, и в качестве одного из выдающихся произведений в искусстве русского символизма рубежа веков.
Композиционная триумфальная вознесенность фигуры «русского Медичи» лишь усиливает звучащий подобно реквиему черный колорит картины. Повсюду таятся зловещие тени. Выразителен контраст застывшего наподобие мраморной стелы белого пластрона манишки и конвульсивной мимики лица – словно героя обуял ужас перед вторжением иррациональных сил. Торжественная вертикаль композиции замыкается сверху скульптурой плакальщицы, что придает образу мемориальное звучание…

«Портрет Саввы Ивановича Мамонтова», 1897 г. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея.

СЕРГЕЙ
Сын знаменитого русского предпринимателя, мецената и скульптора Саввы Ивановича Мамонтова был драматургом, беллетристом, поэтом и театральным критиком. Родился  в 1867 году в Москве, учился в московской Поливановской гимназии. Окончил Николаевское кавалерийское училище в Санкт-Петербурге, затем служил в лейб-гвардии Гродненском гусарском полку. В 1895–1899 годах являлся членом правления акционерного общества Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги.

Сергей Мамонтов. 
Регулярно делал обзоры художественных выставок и театральных новостей в московских газетах и журналах. Во время Русско-японской войны, будучи корреспондентом «Русского слова», поступил на службу на Дальний Восток в казачье войско. Участвовал в ряде боев. Написал несколько пьес, которые ставились на сценах театров Москвы и других городов. В 1911 году основал антрепризу «Мамонтовский театр миниатюр».
Принимал участие в выставках «Союза русских художников» со своими мозаиками из морских камней (портреты Шаляпина, Станиславского, Поленова). Занимался рисованием и живописью, одно время учился у Ильи Репина. После начала Первой мировой был фронтовым корреспондентом газеты «Русское слово». Под псевдонимом «С. Матов» публиковал статьи о сражениях и жизни русской армии. Сделал ряд фотографий для журнала «Искры». Умер 3 августа 1915 года в Горноуральском подвижном лазарете общества «Красного Креста».
«Империя» его отца, великого мецената рухнула в 1899 году, когда тот не сумел расплатиться с долгами и на несколько месяцев попал в тюрьму, где по памяти занимался портретной скульптурой. На суде Мамонтова-старшего защищал знаменитый адвокат Плевако; присяжными он был оправдан. В конце 1900-го после суда Савва Иванович поселился в Бутырском проезде у Бутырской заставы при гончарном заводе «Абрамцево». А годом позже (видимо, отчасти для поддержания семейной чести) первенец из Мамонтовых-младших, Сергей Саввич, выпустил собственную книгу в двести страниц: «Были и сны. Рассказы и стихи», М., 1902 г. «Стихи, кстати, были недурные, в манере Тютчева».

Весной 1894 года Михаил Врубель путешествовал по Италии. Художник был «командирован» туда Саввой Мамонтовым для сопровождения его старшего сына Сергея на лечение. Путешественники жили в местечке Стурла близ Генуи. Там они довольно крепко сошлись. И мысль отобразить еще одного (последнего по дате написания) отпрыска благодетельного рода зародилась в стремительных планах художника. Но вот исполнить это Михаилу Александровичу удалось спустя лишь десять лет. Этот портрет отражает совершенно иной этап в творческой биографии Врубеля. Уже не столько передача внешнего сходства или проникновения во внутренний мир модели заботит художника, сколько установление контакта с портретируемым как частью внешнего мира.

«Портрет С.С. Мамонтова – старшего сына Саввы Мамонтова», 1904–1905 гг. Бумага, графитный и угольный карандаши, сепия, кисть. Государственная Третьяковская галерея.

ДРЮША
Второй сын Мамонтовых – Андрей Саввич прожил очень короткую жизнь, но успел внести свой вклад в историю русского искусства. У мальчика рано проявились способности к рисованию, и уже в юности он по приглашению Виктора Васнецова принял участие в росписи Владимирского собора в Киеве.

Андрей Мамонтов. 
Андрей готовился стать архитектором, но ранний уход из жизни из-за болезни почек перечеркнул все его надежды. Смерть молодого человека стала неутешительной бедой для всех участников Абрамцевского кружка. Одним из самых трогательных высказываний об Андрее Саввиче являются слова Михаила Врубеля из письма к сестре Анне, где он говорит о недавно ушедшем из жизни друге: «Я, несмотря на то что чуть не вдвое старше его, чувствую, что получил от него духовное наследство».

«Портрет А.С. Мамонтова», 1890-е. Бумага, графитный карандаш, сангина. Государственная Третьяковская галерея.
Внешность Андрея Мамонтова знакома всем без исключения русским людям по картине Васнецова «Богатыри», где Алеша Попович смотрит на нас глазами юноши. Хорошо зная его внутренний мир, увлеченность историей древнерусского искусства, Виктор Михайлович увидел Дрюшу в образе героя русских былин. На создание картины ушло почти двадцать лет (1881–1898 гг.). Она была закончена только в 1898 году, уже после смерти Андрея, но для нас благодаря таланту В.М. Васнецова он навсегда остался красивым и здоровым, полным душевных и физических сил, самым молодым из богатырей.

Виктор Васнецов. «Богатыри», 1881–1898 гг. Фрагмент. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея.
Всеволод Саввич, брат Андрея, в своей книги мемуаров от имени всех детей семьи Мамонтовых писал: «Помню, как мы завидовали Андрею, на которого походил Алеша Попович на картине».

ВОКА
Вока — так близкие звали Всеволода Мамонтова, младшего из троих сыновей Саввы Ивановича, студента юридического и математического факультета Московского университета. Люди, знавшие Воку уже в пожилом возрасте, описывали его как легкого, милого и деликатного человека, имевшего обыкновение подремать в кресле с книгой в руках. Видимо, этим и объясняется смысл надписи на рисунке. Специально Врубелю позировали редко: «Портретное сходство с людьми получалось у него само собой, в силу его обостренной зрительной памяти». Однако рисунок производит впечатление скорее эфемерности и нереальности изображенного, нас как будто погружают в сон, сморивший мужчину за чтением. Каким образом получается такой странный эффект? Материя, из которой лепится фигура, ничем не отличается от материи окружающей среды, передаваемой той же вертикальной штриховкой. Книга и вовсе не имеет четких очертаний и вызывает ассоциации с неким волшебным зеркалом, показывающим живые картины. Прерывистые разнонаправленные линии пунктирно разграничивают силуэты фигуры и книги, тем самым граница между объемами и пространством оказывается стертой. В результате создается образ на грани сна и яви, между реальностью и вымыслом. Именно это сочетание убедительной пластичности и фантасмагории завораживает нас в лучших работах маэстро.

«Вока Мамонтов за чтением». Бумага, карандаш. Собрание Джеймса Баттервика, Лондон.
Врубель познакомился с Вокой в конце 1889 года, когда его отец пригласил художника пожить у него в доме на Садовой-Спасской улице. Вскоре художник написал сестре: «Обстановка моей работы превосходная — в великолепном кабинете Саввы Ивановича Мамонтова… В доме, кроме его сына-студента, с которым мы большие друзья, и его самого наездами, никого нет».

Всеволод. 

В доме Мамонтовых уставший от прежних неудач Врубель получил условия для творчества. Мамонтов, зная, как нуждается Михаил Александрович в поддержке, постоянно заказывал ему новые работы и сам же их покупал. Так, несмотря на обширные связи в среде архитекторов, проект флигеля для своего московского дома Савва заказал именно Врубелю. Причем это стоило Савве Ивановичу конфликтов с женой, которая совершенно не переносила Мишу и открыто называла его «богохульником и пьяницей». Видимо, по этой причине художник не стремился к ее изображению.
Вока – другое!

«Портрет В.С. Мамонтова», 1890 г. Бумага, прессованный уголь, сангина, растушка. Государственная Третьяковская галерея.
Наиболее ярко характерную внешность и богатый внутренний мир Всеволода запечатлел Врубель именно в этом портрете. Всеволод Саввич в своих «Воспоминаниях» указывает на одну особенность его произведений: «Он совершенно невольно, не задаваясь этой целью, изображал в своих рисунках близких его сердцу людей».

После ареста и разорения отца Всеволод Саввич стал скромным страховым служащим и жил в усадьбе своей жены, тульской дворянки Елены Свербеевой. Его страстное увлечение лошадьми и гончими псами сослужило ему добрую службу в советское время: он был назначен директором Тульской государственной конюшни, а затем заведующим первой в стране испытательной станции охотничьих собак.
В Великую Отечественную войну Мамонтов-младший работал на специальных армейских курсах кинологов, однако так и не стал своим для советской власти, да и она относилась к нему с недоверием. В 1930-х годах его дважды арестовывали, после войны он оказался без работы. Вспоминая друга, Николай Павлович Пахомов, известный в то время гончатник, вздыхал: «Какой умный человек и сколько хорошего он мог бы сделать для России! Ан нет, не давали, так вот на старости лет и пришел в Абрамцево. Водил экскурсии, рассказывал о прошлой жизни. Короче, был живой экспонат. Так и доживал он в Абрамцеве».
Обычно Всеволод Саввич начинал экскурсию шуткой о том, что эту усадьбу он посетил впервые, еще находясь в утробе матери. А еще при его жизни была издана его книга «Воспоминания о русских художниках».

«Портрет Всеволода Саввича Мамонтова», 1890 г. Холст, масло. Вологодская картинная галерея.
Портрет Всеволода Мамонтова поступил в Вологодскую областную картинную галерею в 1953 году из Вологодского областного краеведческого музея, а туда был передан из Государственного музейного фонда. Вполне вероятно, что создавая «Демона сидящего», Врубель мог очень быстро, буквально за сеанс или два, написать портрет симпатичного ему молодого натурщика. Жаль, что ни у автора, ни у модели упоминания об этом нет.  Возможно, Всеволода Саввича портрет чем-то не устроил. Ни его молодость, ни жизнерадостный характер не нашли здесь воплощения, а в выражении лица и блеске глаз ощущается некоторая напряженность и даже грусть, здесь более заметен отпечаток личности его автора, чем модели. Это заставляет вспомнить парадоксальное высказывание Оскара Уайльда: «Любой портрет, если его пишешь, вкладывая всю душу, является по сути портретом самого художника, а не того, кто ему позировал, не его, а самого себя раскрывает художник в нанесенных на полотно красках».

ЯШКА
Она была любимой и долгожданной дочкой железнодорожного магната и его жены Елизаветы. До Веры у них уже родилось трое сыновей и, по семейной легенде, после третьих родов, когда стало ясно, что «опять мальчик!», Елизавета Григорьевна пообещала мужу: «Следующей непременно будет девочка!» Так и случилось. После трех мальчишек в счастливом семействе появились две дочери — Вера и Шура.
Старшую назвали Вероникой неслучайно. Имена своим детям Мамонтовы подбирали с умыслом: первые их буквы должны были последовательно составить имя САВВА: Сергей — Андрей — Всеволод — Вера — Александра. Имя Вера для глубоковерующей матери связывалось с важнейшей христианской добродетелью. Девочке «с персиками» досталось чудесное детство.
В доме Мамонтовых на Садово-Спасской и особенно в их подмосковном Абрамцеве царила атмосфера творчества, радости, взаимной приязни и любви. Туда приезжали лучшие люди своего времени: художники, скульпторы, литераторы, музыканты. Домашние спектакли, прятки и салки, игра в городки — обычные и особые, «литературные», казаки-разбойники, в которых наравне с детьми участвует Репин, и собственный детский лодочный «флот» на речке Воря, управляемый Поленовым, конные прогулки, увлекательные занятия — резьба по дереву, акварель, керамика…
Нет сомнений, что обаятельная Верушка Мамонтова с самого рождения стала всеобщей любимицей. Об этом же говорят и воспоминания, и письма многочисленных друзей. Однажды Савва Иванович отправил семейное фото близкому приятелю, скульптору Марку Антокольскому. Его ответное письмо восторженно: «Фотография ваша до того прелестна, что радуешься и смеешься с вами вместе. Дай же Бог вам всегда радоваться и смеяться. Абрамцевская богиня прелесть, прелесть! Расцелуйте ее, пожалуйста, от меня. Одним словом, про все я повторяю: «Прелесть, прелесть!» И это совершеннейшая правда».
«Абрамцевской богиней» и «прелестью» Марк Матвеевич окрестил ту самую знаменитую Яшку.

В середине 1890-х годов Вера Мамонтова занималась общественной работой в школах и приютах, наследуя в этом свою мать Елизавету Григорьевну, много сделавшую, чтобы в соседних с Абрамцевым селах Ахтырка и Хотьково появились учебные заведения, ремесленные мастерские, помогающие трудоустраивать крестьянских детей после окончания занятий.

Вера Мамонтова. 
26 января 1903 года Вера Мамонтова по большой любви отправилась под венец с уездным предводителем дворянства Александром Дмитриевичем Самариным. Один за другим в их семье родились трое детей: Юра, Лиза и Сережа. Но брак, построенный на глубоком взаимном уважении и чувстве, пережившем многолетние испытания, продлился меньше пяти лет. Его оборвала внезапная смерть Веры от скоротечной пневмонии 27 декабря 1907 года.

Должно быть, постфактум, когда «абрамцевская богиня» ушла, кто-то вспомнил о плохой примете. Ведь задолго до своей физической смерти Вера уже «умирала» на рисунке Михаила Врубеля «Тамара в гробу», выполненном выразительной и зловещей черной акварелью.
Дети Саввы Мамонтова, с которыми Врубель приятельствовал, нередко служили ему образчиками. Он дружил с рано умершим Андреем, тоже художником и начинающим архитектором. У другого Вериного брата, Всеволода, мастер заимствовал многие черты для Демона и лермонтовского Казбича, с самой Веры писал Тамару.
А Вероника, поддразнивая, звала своего приятеля «Монелли». На римском диалекте это означает «малыш, воробушек» (Wróbel по-польски — воробей). Некоторые находили такое перелицовывание фамилии весьма обидным. Но ведь известно, что Михаил Александрович, очень своенравный, не обладавший покладистым характером и безапелляционно резкий в суждениях, писал только тех, к кому испытывал симпатию.

«Вера Мамонтова», 1890-е. Бумага, карандаш.
Портретный жанр, как летопись типов, был чужд Врубелю. Он погружал образчик в мир своих идей и образов. Хотя зрительное сходство и давалось ему шутя, он предпочитал видеть людей через призму «великих теней», приподнимая свои модели над обыденностью, приобщая их к миру воображаемых или легендарных героев. Даже дети на его портретах выглядят мыслящими.
Таков карандашный «Портрет Веры Мамонтовой». Где модель – уже не «девочка с персиками», как у Валентина Серова, а роковая царица Тамара из «Демона», с лицом, полным недетской грусти. Художник использует излюбленный прием: прикрытые глаза героини вызывают желание угадывать их выражение.

Пожалуй, лучше всего отношение Михаила Александровича к Вере и саму абрамцевскую атмосферу — атмосферу «теплоты, сплачивающей тайны», счастливого творческого заговорщичества, без которого не возникло бы ни «Аленушки», ни «Девочки с персиками», ни врубелевских шедевров — передает история, записанная сыном профессора Адриана Прахова Николаем. Однажды, гостя в Абрамцеве, Врубель опоздал к вечернему чаю. Он неожиданно появился в столовой «в тот момент, когда Верушка сказала что-то шепотом сидевшей с ней рядом моей сестре… Михаил Александрович воскликнул: «Говорите все шепотом! Говорите шепотом! — я только что задумал одну вещь. Она будет называться — «Тайна»». Мы все стали дурачиться, шептать что-нибудь соседу или соседке. Даже всегда тихая и спокойная «тетя Лиза» улыбнулась, глядя на нас, и сама спросила шепотом у Врубеля: «Хотите еще чашку чая?»
Через день Михаил Александрович принес к вечере женскую головку, обвитую священной египетской змеей Уреей:
— Вот моя «Тайна».
— Нет, — возразили ему, — это «Египтянка»…
(Подробнее о керамических изысках МВ в Абрамцеве можно прочитать в зале 4, часть 2.)

«Египтянка», 1891 г. Майолика. Государственная Третьяковская галерея.

Шуренка

«Портрет А.С. Мамонтовой», 1890–1891 гг. Бумага, графитный карандаш. Государственная Третьяковская Галерея.
Возможно, портрет Александры в девичестве был создан как отклик на знаменитую «Девочку с персиками» Валентина Серова. Модель у Врубеля изображена в той же столовой абрамцевского дома, что и старшая сестра на картине друга. Шуренка унаследовала от отца его деятельный характер, кипучую натуру. Эти ее черты удалось воплотить мастеру в совсем почти «футуристическом» карандашном портрете. Поместив фигуру в подвижное световоздушное пространство, он создает ощущение стремительно выхваченного из потока пробегающей мимо жизни фрагмента. Кажется, что девушка внезапно обернулась, потревоженная взглядом художника.

В юности она росла во многом в тени славы своей знаменитой сестры Веры, «абрамцевской богини», «девочки с персиками». Екатерина Сахарова (Поленова) вспоминала: «Верушка — красавица-амазонка на своей кровной верховой лошади — была настоящая богиня, Шура была простая русская девушка. Веру сравнивали с розой, Шуру — с луговой клеверной кашкой, но эта полевая травка была источником нашего духовного обогащения. Она не смотрела на нас свысока, она была равная, только знала больше и с нами делилась». А после ухода из жизни хозяйки Абрамцева Елизаветы Григорьевны и ранней кончины Веры Саввишны, Александра в 1908 году полностью приняла на себя заботы о поместье и младшем поколении семьи. Под ее рукой имение не пришло в упадок.
Александре Саввишне принадлежала выдающаяся роль в сохранении усадьбы как накануне, так и после революции. Во многом благодаря ей продолжала работать столярная мастерская, воспитавшая несколько поколений талантливых резчиков по дереву. В 1917 году именно младшей Мамонтовой священник Павел Флоренский адресовал свое письмо с теплыми словами ободрения: «Вы – хранительница чего-то более тонкого и более духовного, чем только покосы, лес и даже дом… Абрамцево, дорогое Вам, прежде всего есть духовная идея, которая неуничтожаема».
А в 1918 году Александра Саввишна стала организатором и первым «хранителем» (так тогда называли директора) Абрамцевского музея. Вместе с ним она пережила самые трудные времена, и ее заслуга в сохранении его собрания неоценима. В 1926 году была отстранена от руководства усадебным комплексом, а в 1928 году — ненадолго арестована. После освобождения ей пришлось покинуть имение. Долгое время она жила со старшим братом Всеволодом в Поленове Тульской области. Лишь в 1940-е годы Мамонтовы в лице Всеволода вернулись в Абрамцево заново восстанавливать музей.

Побывала в родном доме Александра Саввишна на 70-летии брата Всеволода. Ночевать ее поместили в той самой комнате, в которой она провела юность. «Хорошо помню рассказ тети Шуры, — писал Федор Поленов, внук художника, — как она сидела у открытого окна комнаты второго этажа, а на небе зажигались первые звезды. И она впервые за много трудных десятилетий вновь почувствовала себя в родном доме. Все невзгоды и лишения, которых так много выпало на ее долю, куда-то отошли, стерлись временем. Остался дом, помнящий Аксакова, Гоголя, Тургенева, осталась церковь, деревья парка над Ворей, остались эти вечные звезды. По словам тети Шуры, она была счастлива в эту ночь, счастлива сознанием своей причастности к миру сохраненного Абрамцева, и долго не могла уснуть. Жизнь была прожита не зря, прожита достойно и красиво, каким, впрочем, было все в облике семьи Мамонтовых».

Александра Саввишна Мамонтова на пороге Главного усадебного дома в Абрамцеве. 

«За самоваром в доме Мамонтовых», начало 1890-х. Бумага, графитный карандаш. Собрание семьи Мамонтовых, Москва.
Изображая представителей близких ему семей – Праховых, Мамонтовых, Третьяковых – и групповые сцены из их жизни, Врубель сумел передать очарование той среды, у которой, по его собственному признанию, он питался душою. Мимолетные натурные зарисовки семейных сценок превращаются в виртуозные, новаторские по форме композиции. Здесь в рисунках для себя, врубелевский метод построения формы предельно обнажен, приемы форсированы и доведены до той крайней степени выразительности,  в которой предчувствуются открытия XX века.
Жизнь в бессмертии — это жизнь.

В 1918 году дом Мамонтова в Абрамцеве получил охранную грамоту Отдела Изобразительных Искусств Наркомпроса. Подписал грамоту ученик Серова и Коровина конструктивист Владимир Евграфович Татлин, создатель проекта памятника-башни 3-го Интернационала. Музей «Абрамцево» был открыт в конце октября 1919 года распоряжением Натальи Ивановны Троцкой, заведующей Отделом по делам музеев Народного Комиссариата Просвещения.
Назначенная хранителем музея Александра Саввишна Мамонтова занималась не только хозяйственными делами, но активно пополняла коллекции. Ей удалось перевезти из Москвы, из Бутырок, бесценные майолики Врубеля. Сотрудниками музея стали близкие ей люди, дети Веры: Юрий Александрович и Елизавета Александровна Самарины. В марте 1922 года в Абрамцево после освобождения из тюрьмы приехал Александр Дмитриевич Самарин, муж Веры Саввишны. Его приняли в музей на работу. Он водил экскурсии, чинил крышу, колол дрова, чистил коровник, трудился в огороде.
Летом в Абрамцеве жили семейства Кончаловских, артиста Вишневского, Григорова, заместителя Троцкой, сама Наталья Ивановна тоже бывала и живала под крышей мамонтовского дома. Проводили здесь лето издатели Сабашниковы, профессор Шамбинаго, композитор Сергей Никифорович Василенко, чья опера «Сказание о граде великом Китеже» ставилась частной оперой.

В 1932 году музей был закрыт, усадьбу превратили в дом отдыха творческих работников. Восстановили же музей только после Великой Отечественной войны.

Последнее слово наше в этой статье будет о чуде Абрамцева. Это земля святого Сергия Радонежского. Это дом, где русское слово было почитаемо, где снизошли великие откровения на великих русских людей.