Отчего даже при сдержанном отношении к «неоднозначным» заслугам СССР, большинство из его бывших подданных принимало и ценило, и сейчас принимает и ценит культурные ценности, созданные в нем: кинофильмы, советские оперные и особенно балетные спектакли, книги и, конечно же, песни? Только ли от того, что с ними связан романтический пыл молодости? Или же просто трогает до мурашек отлично написанная музыка или сложенная поэзия? Доступны для понимания (в отличие от сегодня) многие сюжеты? И это тоже. Но причина все же в другом – высшее начало в них то, что они созвучны лучшим чертам человеческого облика, обращены к ним напрямую, оставаясь в искреннем «наедине» со своим пользователем, и поляризованы в благополучное будущее, в то время, когда станет еще светлее. То есть оживляют собой утверждающее начало. Вроде бы и написаны эти опусы были по заданию, а вот поди ж ты. А дело в их векторе, в мировоззренческом взгляде. В западноевропейских странах, в том числе не менее идеологически распланированном Третьем рейхе, не удалось осуществить ничего подобного. Был другой тренд, другой идеал. Выходит, наш все же обращал свой верный глаз на созидание – оттого получалось и радует людей до сих пор.

Безусловно, это не значит, что все наши художественные образцы создавались безболезненно – это только кажется, что все великое прилетает на вдохновении. Родовые муки были «испытаны» за многие, даже порой за самые достойные и успешные из них. Один из шедевров, уже навечно инкрустированных в золотой фонд наследия страны – «большая жизнь» «марсельезы» Донбасса. Этому народному «славословию» действительно предопределилась по-настоящему состоятельная большая жизнь.
А его «сочельник» отмечался в очень далеком 1940-м, когда с экранов кинотеатров прямо из забоя к зрителю шагнули чудные в своей рабочей красоте герои. То была первая часть донбасского эпоса, снятого режиссером Леонидом Луковым на Киевской киностудии (с 1957-го имени Александра Довженко). Полнометражный художественный фильм, лидер проката, сделанный по сценарию Павла Нилина (роман «Человек идет в гору»), русский «блокбастер» «Большая жизнь» прогремел в конце зимы, произведя среди граждан самый настоящий фурор.

Здесь было все: экшн, детектив, испытания, предательство, верность, нежные чувства, переосмысление, замечательная харизма действующих лиц.
Трогательный пожилой горняк Козодоев, сыгранный Иваном Пельтцером, – воплощение вековых чаяний трудящегося люда.
Харитон Балун – монументальный Борис Андреев – пример того, как бузотер и выпивоха становится победителем и обретает любовь.
Ваня Курский – искрометный Петр Алейников – образец чеканки донбасского нрава.
Продвинутый инженер Петухов – эпохальный Марк Бернес – символ новаторских перемен в горнодобывающем деле.
Очаровательная Лидия Смирнова – сама по себе украшение женского начала любого кино.
Настолько незабвенный состав, что Николая Крючкова и Владимира Уральского даже не удалось втиснуть в титры.
Народ полюбил простодушных шахтеров, вышедших из-под творчества мариупольца Лукова (за что тот получил первую Сталинскую). А песня Никиты Богословского на стихи Бориса Ласкина, которую и сегодня с трех нот угадает любой россиянин, «Спят курганы темные» мгновенно разнеслась по стране в ту самую большую жизнь, и стала неформальным панегириком Донбасса.

И это несмотря на то, что авторы, не чаявшие звездного успеха, «вручили» в фильме исполнить ее вредителю и негодяю Макару Ляготину, которого замечательно представил зрителю актер Лаврентий Масоха (убеленный артист помнится по роли штандартенфюрера Шольца, порученца группенфюрера Мюллера из «Семнадцати мгновений весны»). А в «Большой жизни» подкулачник Масоха-Ляготин молод и дерзок и, отдадим ему должное, чувственно поет «сердце» всего фильма — светлую «элегию» о молодом пареньке из донецкой царины, которую сегодня любит и помнит весь российский народ.

Дальше мы расскажем, как на самом деле появился на слушательский суд сегодняшний дублирующий гимн угольно-восточно-европейского «государства». История эта несколько опровергает парадигму, будто все великое рождается в одночасье. С «Курганами» вышло не совсем так.
Оба их родителя к тому времени уже осуществили первую и довольно твердую поступь в кинематографе. Богословскому было 26, но он успел озвучить себя аудиодорожками к лентам «Аринка», «Граница на замке», «Остров сокровищ» и «Истребители» с его прекрасным шлягером «Любимый город». А песни Покрассов на вирши 25-летнего Ласкина (он «тогда немножко этим занимался»), «заразили» страну «Тремя танкистами» из комедии Ивана Пырьева «Трактористы». Режиссер Луков решил соединить мастеров, для чего обоих вызвал в Киев: к истории о шахтерах Донбасса — «сливочной» элите рабочего класса — требовался абсолютный, эпический хит.
Позднее композитор вспоминал: «Привыкнув к спокойной, деловитой и размеренной работе режиссера «Острова сокровищ» В. Вайнштока, с которым начинал работу в кино, я был несколько ошарашен неуемной и буйной энергией и темпераментом Лукова, вникавшего помимо своих основных обязанностей во все мельчайшие детали производственного процесса. Он носился по всей студии, гневно кричал, ссорился и тут же мирился со многими людьми. Со мной же работа первое время протекала относительно спокойно, но впоследствии ознаменовалась рядом ссор – к счастью, по чисто творческим вопросам».
А дело в том, что Леонид Давидович для своего «бестселлера», кроме выстроенной по весьма точному плану оркестровой музыки, на первом же худсовете «категорически» потребовал от тогда еще Никиты песню, долженствующую войти «в шахтерские души и полюбиться на долгие годы».
«Представляете себе, каким трудным и ответственным заданием это было для молодого музыканта, делающего свои первые шаги в сложном мире киномузыки, — продолжал Богословский, — Да и вообще, за все время моей последующей многолетней работы в кинематографе я вновь и вновь убеждался в том, что успех музыки и песен предугадать невозможно: иногда песни, на которые я возлагал большие надежды, не вызывали даже малейшего резонанса…».

В атмосфере богемного волнения приятели запыхтели над грядущей темой. Никита, у которого быстро выстроился ритм, наиграл поэту рисунок и запросил с него «рыбу». Что значит «рыбу»? Чтобы не задерживать кого-то из авторов в личной работе, пока не готов финальный стих, в ритме скорого опуса пишутся случайные фразы, создается так называемый эскиз будущей пьесы на заданный мерный строй. Среди творческой братии это именуется «болванкой», либо «рыбой». Такие «рыбы» в отдельных случаях являются одновременной оценкой качества музыки и слов. Так вот, Богословский выдал мелодию и высказал: «Нужна рыба!» Ласкин сделал композитору заказ, а после, спешно написав готовый текстовой вариант шлягера, отчалил на время в столицу по сугубо личным делам.

Спустя несколько дней, возвратившись в Киев, он постучался в номер, где его ожидал коллега и томительно спросил: «Как дела? Как наша песня?»
Борис Ласкин: «Никита Богословский – человек, наделенный юмором. Он любит шутку, любит веселую мистификацию, то, что мы называем розыгрышем. Ну мы были моложе, это было до войны…
Он помялся и сказал: «Ты понимаешь, какая история. По музыке замечаний нет, музыка, в общем, понравилась, я говорю об этом без ложной скромности, но музыка понравилась, а по тексту у редактора есть какие-то замечания». Я говорю: «Какой редактор?» – «Он недавно назначен. Он раньше не работал в искусстве, сейчас он работает в искусстве. Пойди к нему». Я пришел к этому человеку и сказал: «Здравствуйте, я Ласкин». Он сказал: «Я догадываюсь, что вы – Ласкин, садитесь». Он говорил, не поднимая глаз, я понял, что ничего хорошего ждать не приходится. «Ну как песня?» – насколько мог бодро, спросил я. Он сказал: «Вы не обижайтесь, Борис Савельевич, музыка, по-моему, удалась, а вот что касается текста, вы понимаете, вы только поймите меня правильно, вы не обижайтесь на меня, я понимаю, что поэзия, так сказать, может быть несколько глуповата, об этом говорилось в свое время. Но вы, я не хочу даже полемизировать, я просто прочитаю вам ваш текст, может, вы мне объясните, что вы хотели выразить этой своей песней?» Он взял текст и прочитал мне: «Вот что вы написали: «Ходит парень бедненький, ходит парень бледненький, ничего не кушает, пьян одной водой. Знают все товарищи, знают все наследники, где теперь работает парень молодой». Вы понимаете, тут масса каких-то неувязок, бессмыслиц. Почему он бедненький, почему он бледненький? Почему он ничего не кушает? Как это объяснить? Дело в том, что это наши дни, вероятно, какой-то рабочий человек? Как же он работает? Непонятно, может быть, вы как-то дожмете, доработаете? Понимаете, «пьян одной водой» – уж совсем загадочно». Лишне говорить, что Богословский в мое отсутствие подложил к музыке болванку, а текст лежал в стороне. Но мы решили пощадить эту жертву шутки-розыгрыша, и я сказал ему: «Вы знаете, я серьезно продумал все ваши замечания и постараюсь исправиться, я работаю над этой песней недавно, я поработаю еще денек-другой и песня будет готова». И песня была написана».

Дни работы жаркие,
На бои похожие,
В жизни парня сделали
Поворот крутой.
На работу славную,
На дела хорошие
Вышел в степь донецкую
Парень молодой.

В результате Луков принял слова без единой редактуры. А для шутника-нотописца наступили «дни работы жаркие». Режиссер запретил менять и строчки, и размер стихов, композитору пришлось идеально «подгонять» к ним мотив, шлифовка которого превратилась в головоломку: в процессе творческих исканий Никита представил целые сорок три его версии, которые Луков последовательно браковал (варианты не сохранились). Созданные многочисленные музыкальные рисунки актерски им «проигрывались», примеривались к трактовке песни персонажем и тут же «мелись».
Заносчивый Богословский, потеряв пыл, уже хотел прощаться с фильмом, как вдруг ему посчастливилось «поймать волну»: «Как-то раз, в расстройстве, рассеянно перебирая клавиши, я вдруг набрел на какую-то почти неуловимую интонацию заключительных строк припева — «через рощи шумные…» Зацепился за нее…». Мелодия была готова через полчаса.
Оценивать сей сложный труд Леонид Давидович явился вместе с Марком Бернесом, исполнителем одной из киноролей. Услышав песню, режиссер возликовал, «бурно расцеловал и заставил меня играть ее еще много раз, а потом признался с виноватой улыбкой: «А я уже хотел с тобой договор расторгнуть!» Понравилась мелодия и Марку Наумовичу.
К тому дню актер уже свокализировал «Тучи над городом встали» в киноленте «Человек с ружьем», его обаятельно-речитативный стиль имел большой успех — Бернес надеялся, что «песню шахтеров» непременно доверят ему, и «делать» ее в картине будет его персонаж (играл инженера шахты Бориса Петухова). Но режиссер придумал иной ход: «Курганы» отдали ненадежному кадру — сыну кулака, народному врагу Макару Ляготину. «Мне это надо для драматургии», – мотивировал Луков. Злодей и предатель, маскированный под «своего» парня, произвел на публику больший эффект, нежели привычный герой-отличник, каких в советском кинематографе полон экран. Чтобы не обидеть Бернеса, друга и своего артиста, маэстро оставил ему право первой грамзаписи сделавшегося популярным хита. Оценив перспективы, тот взял композицию в концертный план, после чего донбасскому «чуду» было суждено бессмертие, а Марку Наумовичу приписано каноническое звучание. Скромный Лаврентий Масоха ушел в зеркальную тень эстрадного мэтра…

Мелодист Богословский за «муки» творчества был пожалован горняками пожизненным братством. Чувствительные угольщики наградили мастера элитным антрацитом с благодарной подписью и фразой из куплета на нем. А впоследствии выдали нагрудный знак «Шахтерская слава» всех почетных трех степеней (соответственно в 1966, 1968 и 1973 годах).

Но это позже. А сегодня песня зашагала по стране. Ее охотно исполняли с эстрады и также охотно пели в компаниях «для души». Этот хит зазвучал с особым смыслом в 1941-м. Его перепевали как воспоминание о дорогом и близком. С ним, ставшим оружием войны, связалась надежда на возвращение к свободной жизни, миру. Вложив в него совершенно иной смысл, пронзительно-знакомой темой народ сражался с гитлеризмом и фашизмом на оккупированных территориях и в городах.
В занятой румынами Одессе он исполнялся столь просторно, что вслед за этим действием последовал двенадцатый приказ (от 3 июня 1942 года): «Мы, корпусный генерал Петр Думитреску, имея в виду обеспечение армии, защиту страны и общественного порядка на территории Транснистрии и даже вне ее, приказываем:
Ст.1 Запрещается хранение в какой бы то ни было форме грампластинок и патефонных пластинок, которые по своему содержанию – напевы или слова – представляют собой род открытой или скрытой коммунистической пропаганды.
Ст.2 Запрещается также распевать публично песни, имеющие характер коммунистической пропаганды.
Ст.3 Нарушение настоящего приказа будет караться принудительными работами сроком от 4 до 25 лет».
В захваченной «походной группой ОУН» и румынами Южной Пальмире, одесситы так и оставались несломленными – после массовой резни (23–25 октября 1941-го) – ожесточенное сопротивление начиналось с песни, обычной советской песни, которая, за неимением в руках иного арсенала, в годы горя и лишений стала своеобразным мечом духовного сопротивления врагам.

В украинской же столице многие женщины и девушки разводили знакомства с немецкими солдатами – привлекала внешняя выхоленность, подарки. 16-летняя Любочка Новикова продавала себя за модные деревянные босоножки, светящиеся брошки и кольца, бутылочки ликера, пока не заразилась гонореей. Валя Асеева дружила исключительно с мадьярскими «франтами», ссылаясь на то, что они одевают в красивые платья и туфли.

Немецкие солдаты и киевские девушки на прогулке у взорванного Успенского собора Киево-Печерской лавры, 1942 г.  

Но большая часть киевской молодежи поддерживала отчизну. Вместе с ней она праздновала годовщину Октябрьской революции, Красной армии, первомайские торжества, изливая душу, настроение в мелодиях и стихах. За найденные при обыске тексты гестапо арестовало комсомольцев, среди которых Тамара Копейкина и Иван Макаров. Но песни пелись, нередко перекраиваясь на наболевшие сюжеты: о тяжком германском рабстве, о продажных киево-немецких «прошмандовках». Распевались они втихомолку, переписывались, передавались друг другу листовками и «на устах». На Крещатике была популярна аллюзия к «Курганам».

Встречались варианты и разночтения местного генеза, но непременно на любимый мотив.
Например, харьковский, о нем рассказывал экономист-историк, профессор Владимир Гаевич Тремль:

Молодые девушки немцам улыбаются.
Позабыли женщины за своих мужей.
Только лишь родители горем убиваются.
Горько плачут, бедные, за своих детей.
Молодые девушки, рано позабыли вы,
Что когда за родину грянул первый бой,
То за вас же, девушки, в первом же сражении
Кровь пролил горячую парень молодой.
Лейтенантов-летчиков, девушки, любили вы,
Со слезами верности вечно вы клялись,
Но в пору тяжелую соколов забыли вы,
И за пайку хлеба вы немцам отдались.
Под немецких куколок вы прически делали.
Красками намазались, крутитесь юлой.
Но не нужны соколу краска, пудра, локоны.
И пройдет с презрением парень молодой.
Далеко за Харьковом, под широкой Волгою
Был убит за Родину молодой герой.
Только ветер волосы развевает русые,
Будто бы любимая теребит рукой.
Вымоет старательно дождь те кудри милые,
И засыплет медленно мать-сыра земля.
Так погибли юные, так погибли смелые,
Что дрались за Родину, жизни не щадя.
Но вернутся соколы, прилетят бесстрашные,
Как же вы их, девушки, выйдете встречать.
И торговлю чувствами, и торговлю ласками,
Невозможно, девушки, будет оправдать.

Ростислав Полчанинов, работавший в 1943-м с молодежью в составе Псковской православной школы при Свято-Димитриевской церкви, вспоминал, как одна из учениц расхрабрилась и исполнила тягучую «каватину» на тему про уснувшие холмы и степи: «Спела мне всю, и я спросил ее, откуда она ее знает: «Была у меня листовка с этими словами, только я ее сожгла».

Молодые девушки немцам улыбаются,
Позабыли девушки о парнях своих…

Так мирные «бойцы» боролись за Победу с помощью «штыка» той самой песни, песни эпической, эпической еще и потому, что между эпизодами ее судьбы легла война и вместе с множеством реальных судеб изменила судьбы собственных действующих лиц – после Мая 1945-го коллектив «Большой жизни» рискнул продолжить разработку «бассейна». Уж больно соблазнял его довоенный успех. В 1946 году завершились съемки второй ее части, где уже знакомые зрителям образы, отвоевывав свой край у фашистских извергов, отстраивали мирную жизнь. Тут на «авансцену» вышел первый исполнитель шахтерского гимна – злостный вредитель Ляготин Макар.
В лихую годину испытаний облик Лаврентия Масохи встал, как говорилось, «на путь исправления», будучи внедренным партизанами в полицайские ряды. Подпольщик под прикрытием геройствовал в боях, получил награды, по освобождении города сделался мастаком-крепильщиком и даже повстречал любовь… Больше не возникало сомнений, почему он, а не иной поет первостепенную рабоче-украинскую песнь. Но тут в прокатную планиду вмешалась цензура.
Вопросы к «сиквелу» возникли лично у Вождя наций: почему Донбасс восстанавливают вручную? К чему гитарно-приблатненная цыганщина и смешливо-ужимистое отношение к спиртному?
Ответы ожидались двенадцать лет…

Дело в том, что негодование Иосифа Виссарионовича материализовалось в постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) от 4 сентября «О кинофильме «Большая жизнь». Попытки Луковым внести правки в уже отснятую ленту сколько-нибудь вменяемых итогов не принесли. Наступил затянувшийся перерыв…
Вторая серия «Большой жизни» попала в кинотеатры лишь в 1958 году. И снова имела оглушительный успех!

После выпуска заветной части традиционно, чтобы приурочить запись к юбилею в двадцать лет, решено было песню про курганы «переиздать». Дело в том, что после запретного приказа, музыкантам советовалось «не увлекаться» ею на концертах, так что, была вероятность, что кто-то мог этот «бестселлер» уже подзабыть. Переписать предполагалось голосом академическим, ясным, торжественным, гимновым, Никита Богословский вызвал «на студию» баритона Шмелева.

Никита Богословский вызвал «на студию» баритона Шмелева.

И тут выяснилось, что по беспамятству за те годы молчания, строки начали стираться из мозговых анналов, и композитор с певцом записали ее с «богословскими» правками – Ласкин ничуть не оскорбился, заявив, что успех шлягера всегда относился к успеху мелодии, и скромно отошел в тень. Но удивленный широте души поэта певец все же переделал хит.

Несмотря на «иезуитский» нрав маэстро (в том числе благодаря которому шутка с текстовыми ошибками перекочевывала с экрана на экран, от Богословского к Бернесу), содружество композитора и стихотворца продолжалось годы – умница Ласкин сохранил в душе тепло за то, что когда-то в нем родились замечательные песни, среди которых «За горы, за Уральские», «Ночь над Белградом» и «Гвардейская».

С 1963-го фильм «Большая жизнь» предстал зрителям в сокращенной форме – кадры с портретами Сталина и Когановича были вырезаны и заменены на фотографии Ильича. Восстановленная версия, вышедшая в 1973-м, была сокращена, а композицию «Курганы» вместо Масохи «переисполнил» Золотухин.
В 1969-м с ней дебютировал на TV будущий народный арт. Юрий Богатиков. Почти ни один концерт именитого донбассовца не проходил без нее.

Борис Ласкин: «Кроме этой бесхитростной песни («Три танкиста»), была у меня еще и «Спят курганы темные», которая поведала о том, как «вышел в степь донецкую парень молодой». Так вот, если бы у меня спросили, какой именно танковый экипаж я имел в виду, и на какой шахте работает нынче парень молодой, я бы ответил, что не могу назвать поименно ни состав танкового экипажа, ни фамилию донецкого шахтера и места его работы…». Что на полноценных основаниях сделало этот «бестселлер» общенациональным.

И все же «Курганы» – панегирик шахтерского края, негласный, но главный гимн футбольных фанатов «Шахтера». Именно он звучал на стадионе в Стамбуле, когда донбасский ФК выиграл свой исторический Кубок УЕФА в 2009 году.

А 25 декабря 2015-го после длительного молчания с открытием городской елки были запущены главные часы региона: ведь исправно идущие стрелки – признак отлаженного механизма, отлаженной жизни, и сегодня дончане сверяют ее по Кремлю. 5:00 в Донецке. Часы на Главпочтамте напевают: «Спят курганы темные», и из парка на линию торопится утренний звонкоголосый трамвай. Донбасс живет, считая новейшее время!

Новейшее время отсчитывает и песня с новым выстраданным текстом, для фронта ее редактировал военкор Аким Апачев (Гасанов) с начала украинского конфликта в самом эпицентре СВО:

Полыхало полюшко, битвой озаренное,
И взмолилась девушка: «Воротись живой!»
За курганы темные, за глаза влюбленные
На войну отправился парень молодой…
 
В дни сражений жаркие, на забой похожие,
Парень станет воином, поворот крутой.
На Победу славную, на дела хорошие
Вышел в степь донецкую парень молодой!

Борис Ласкин: «У песни, которая остается жить с людьми – завидная судьба, и к этому надо стремиться. Когда песни живут сами по себе – это счастливая жизнь песен, это понимали и я, и Никита Владимирович, и наши исполнители: Марк Наумович, Сергей Лемешев, Нечаев Володя, Шмелев Ваня, а потому старались выкладываться в них на сто процентов, до конца».

У этой песни судьба счастливая, потому как по завету стихотворца-отца осталась и живет с людьми сегодня, в 2024-м, будучи помощником, солдатом, испытанным и близким другом, хранителем и пастырем для каждого донбасского гражданина, ради которого была когда-то написана и создана.

В буднях великих строек