Для более глубокого погружения в атмосферу экспозиции этот зал оснащен музыкальным аудиофайлом.
«Злое сердце». Музыка Сальваторе Кардилло, текст Алессандро Сиска (Рикардо Кордиферро), поет Зиновий Бабий.

Лети со мной к Италии прелестной,
Эфирный друг, фантазия моя!
Земля любви, гармонии чудесной,
Где радостей веселая семья
Взлелеяна улыбкою небесной,
Италия, Торкватова земля…
                         Иван Козлов

В ЭТОЙ ЧАСТИ ПРЕДСТАВЛЕНО АВТОРСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ГЛУБОКОГО РОССИЙСКОГО «ЗАПЕЧЬЯ» В ДАЛЕКОЕ ЖГУЧЕЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ
Врубель как-то сказал: «Я — фаталист». Печатью фатума отмечены не только персонажи, сюжеты и темы его произведений, но и сама природа. На этюде изображен речной причал в светлую северную ночь, вдалеке над скалами одиноко мерцает на небе планета. В красках картины преобладает серебристо-красочная гамма с вяло-зеленым цветом травы и серо-фиолетовым оттенком скал и мостков. Скромный по сюжету этюд с его скудной северной природой поражает богатством внутреннего содержания. Здесь присутствуют и тонкость ощущения природы, и поэтическая возвышенность ее трактовки, и глубина переживания. Различные восприятия гармонически слиты воедино. Во всей кажущейся простоте картины художник смог передать некую мудрость чувства и «озаренность» образа, что в итоге превратило маленький пейзаж в нечто большее, чем просто этюд.

«Поз-река», 1891 г. Из коллекции Л.А. Руслановой, Москва.

Эту картину Врубель написал в 1885 году. В то время там проживала семья художника. Там в 1874 году он сам окончил Ришельевскую классическую гимназию. Туда он вернется после своего эпохального путешествия по Италии в 1894 году. Цвета на картине подобраны таким образом, что она словно отсвечивает тепло солнечными красками и зелеными тонами природы, создавая созерцателю душевное спокойствие. Улицы города еще пустынны, возле берега, досыпая свой сон, качаются у пристани корабли. На холмах среди густой зелени проглядывают в ожидании событий дома, наступил новый южный день. Художник нередко использовал в качестве подсобного материала для создания своих творений фотоснимки, а остальное дополняло его необычайное воображение и прекрасная память. Темп рисунка, а также его проникновение во многие детали натуры ложились в своеобразную предметную копилку творца. В нужный момент мастер будто открывал ее и брал все нужные нюансы, освещения, формы, орнаменты, фактуры для выразительности и полноты художественного образа. Ведь известно, что живописец писал даже по черно-белым снимкам. А свои картины наполнял красками сам.

«Одесский порт (Берег моря)», 1885 г. Бумага, акварель. Одесский художественный музей.

«Очертания морского берега на Большом Фонтане в Одессе», 1884–1885 гг. Лист из альбома. Бумага голубая, графитный карандаш. Киевская картинная галерея.

ПОПЛЫЛИ!

Лесбос, также Митилини — греческий остров в северо-восточной части Эгейского моря. В конце VII и первой половине VI в. до н. э. он был местом творческой жизни нескольких знаменитых поэтов, самыми воспеваемыми из которых были Сапфо и Алкей (смотри зал 13, часть 2). Сапфо (Сафо Митиленская) – древнегреческая лирическая поэтесса, чье творчество со времен античности считается образцовым, совершенным искусством. Уроженка Лесбоса, аристократка, изгнанница, глава женского содружества, посвященного богине любви. Платон считал ее десятой музой, Страбон – чудом. Она рано обнаружила в себе поэтический дар и возвышенным слогом воспела любовь, красоту тела и души, женственность, гармонию. Смерть для нее – зло, а богатство похвально только в союзе с добродетелями. В ее лирике – расцвет природы и чувств, сладкие муки любви, мгновения счастья и раны, нанесенные ревностью. Возлюбленный Алкей, посвящавший Сапфо любовные стихи, в Александрийскую эпоху был включен в число Девяти лириков. Ввел в стихосложение особый стихотворный размер, впоследствии заимствованный Горацием. Наряду с Горацием горячим почитателем таланта Алкея был Цицерон. Популярности Алкея в немалой степени способствовала афористичность его языка при передаче поэтических образов:

Зачем страшиться моря? Как морок злой,
Пройдет морозный холод предутренний,
Нам бы на борт взойти скорее —
В руки кормило, подпоры вырвать.

В эскизе к панно «Античный сюжет (Алкей и Сафо)» Врубель развивает тему, начатую в эскизе для занавеса «Италия» (смотри дальше); он проникнут настроением лирическою и вместе с тем философского созерцания строгой и величавой южной природы, которая веками почиталась классическим образцом прекрасного пейзажа.

«Алкей и Сафо», 1890-е гг. Эскиз к декоративному панно. Бумага, акварель. Тульское музейное объединение.

Вот она, стихия волновая,
В беспокойной славе разливной!
Словно набегая, обливая,
Хочет познакомиться со мной.
                          Василий Казин

В 1903 году художник создал картину «Море», непривычно для мастера поражающей своей реалистичностью. Художник с точностью показал берег, вдоль которого небольшие волны от прибоя легко налетают на камни, которые от постоянной влаги уже заросли мхом, и потому зеленеют на солнце, лишь местами обнажая свою желтоватую поверхность. Вода этого моря имеет синевато-темный отлив и настолько прозрачна, что за волной проглядывает каменистое дно, на котором покоятся такие же зеленоватые валуны, как и на берегу.

«Море», 1903 г. Бумага, акварель, графический карандаш. Государственный Русский музей.

Михаил Александрович крайне редко писал этюды на природе, исключение составили маленькие шедевры, которые он выполнил в Греции и Италии. В этот период складывалась его философия тона и цвета. Эти этюды были опытом в творческой лаборатории живописца. Весной 1894 года художник сопровождал Сергея, старшего сына Саввы Мамонтова, в Италию на лечение. Путешественники жили неподалеку от Генуи, а возвращались в Россию пароходом по морю через Неаполь, Бриндизи, Пирей, Афины и Константинополь. Прибыв в Одессу, Врубель задержался, чтобы навестить семью отца, и пробыл в городе до середины мая. 19 апреля 1894 года Александр Михайлович, отец художника, писал его сестре Анне: «Миша … гостит у нас со среды … Приехал он сюда на пароходе «Лазарев», вместе с молодым Сергеем Мамонтовым в 7 часов утра… Время проводим больше дома, и в своей компании… Миша привез с собой около 20 разных видов, им самим написанных во время последнего путешествия. Некоторые из них очень хороши. Кроме того, Миша написал у нас портрет-фантазию Насти» (смотри зал 13, часть 3). В этом путешествии мы рассматриваем последовательность посещения портов Средиземноморья в обратном порядке по пути туда.

Серый шифер. Белый тополь.
Пламенеющий залив.
В серебристой мгле олив
Усеченный холм — Акрополь.
Ряд рассеченных ступеней,
Портик тяжких Пропилей,
И за грудами камений,
В сетке легких синих теней,
Искры мраморных аллей.
    Максимилиан Волошин

Самой выдающейся сохранившейся достопримечательностью древнегреческой архитектуры эпохи высокой классики являются Пропилеи Афинского Акрополя (437—432 до н. э., архитектор Мнесикл). В качестве материала был использован белый пентелийский и серый элевсинский мрамор. Афинские пропилеи состоят из центральной основной части и двух примыкающих крыльев — внешнего на западе и восточного. Основу центральной части составляют шесть дорических колонн, стилистически и по общему впечатлению перекликающиеся с колоннами Парфенона.
Избранный мотив взят художником очень необычно, с высокого горизонта, позволяющего охватить глазом весь памятник целиком. Общее впечатление от комплекса поддерживается единым колоритом переливчатых светло-серых, оливковых, голубоватых, фиолетовых и зеленых цветов. Эта переливчатость передается мастером «мозаичными» мазками, характерными для всей серии средиземноморских этюдов. Использованная художником сложная техника, в которой он применяет одновременное нанесение краски кистью и мастихином, прекрасно передает каменную кладку архитектуры и окружающую зелень деревьев и кустарников.

«Пропилеи. Афины», 1894 г. Дерево, масло. Государственная Третьяковская галерея.

Все вливает тайно радость,
Чувствам снится дивный мир,
Сердце бьется, мчится младость
На любви весенний пир;
По водам скользят гондолы,
Искры брызжут под веслом,
Звуки нежной баркаролы
Веют легким ветерком.
                         Иван Козлов

Картина «Венеция. Мост вздохов» была написана Михаилом Врубелем в 1894 году. На ней изображен старинный проход, когда-то служивший последней дорогой осужденных к месту казни, под ним канал, протекающий между древними зданиями. Фоном этому пейзажу служит спокойное небо. Благодаря особенной манере живописи художника изображение кажется как будто выцветшим. Глядя на эту картину, создается некая атмосфера умиротворенности и спокойствия. Здания, отраженные в чистой воде, лазурь с облаками – это все помогает проникнуться некоторыми медитативными ощущениями. На рисунке маэстро детально прорисовывает свод постройки над руслом канала, которое опоясывает здание Дворца дожей, являющегося местным судом. Сама же акварель выполнена в расплывчатых цветовых массах, которые формируют форму здания и галереи, преисполненной величия и навевающей мысли то ли о торжестве правосудия, то ли о торжественности самого города. Прозрачность воздуха, красота старых зданий, отражающихся в канале, сам мост вздохов, «дремлющие» гондолы и их зеленоватые тени на прозрачной глади, нарядные фасады домов с окнами, обрамленными узорными рельефами – все это сливается в единый завершенный образ, который наполнен особой задумчивостью. Архитектура живет в данном пейзаже, не только обогащая его, но и окрашиваясь им.
Этот пейзаж Михаила Врубеля можно назвать одним из самых поэтичных образов страны на воде, причем не только в русском, но и в мировом искусстве.

«Венеция. Мост вздохов», 1890-е гг. Бумага на картоне, акварель. Государственная Третьяковская галерея.

Это вид из окна мастерской Михаила Врубеля в Венеции во время его первого путешествия в Италию. Туда он был командирован в обществе Самуила Гайдука — молодого украинского художника, который проявил себя, исполняя росписи по эскизам Михаила Александровича. Жизнь в зимнем городе была дешева, и художники сняли на двоих одну студию в самом центре на виа Сан-Маурицио. Главным объектом их интереса были церкви заброшенного острова Торчелло. Диапазон венецианских пристрастий маэстро очерчивается определенно: от средневековых мозаик и витражей Сан-Марко — до живописцев раннего Ренессанса — Карпаччо, Чима да Конельяно (у которого Врубель находил особенное благородство в фигурах) и Джованни Беллини. Если первая встреча с византийско-русской древностью в Киеве обогатила понимание мастером пластической формы, то Венеция обогатила палитру, пробудила колористический дар. Все перечисленное ярко проявилось в трех иконах для Кирилловской церкви, написанных именно там, — «Св. Кирилле», «Св. Афанасии» и сумрачном по колориту «Христе Спасителе» (смотри зал 2).

«Две гондолы на причале», 1885 г. Бумага, карандаш. Киевская картинная галерея.

Михаил Врубель умел воспринять физическую форму через собственный внутренний мир — через «душевную призму», как формулировал сам художник, — раскрывая заключенную в материи потенциальную ирреальность. Одним из объективных доказательств того, что натурный импульс был важным источником развития иконографической поэтики мастера, могут служить альбомы, цельные или разброшюрованные, в которых он делал натурные зарисовки лиц, фигур, цветов, архитектурных мотивов (например, византийских колонн), камерных по духу образов «интерьерного» мира, интонационная орнаментика которых обнаруживает связь с поздними графическими рисунками автора.

«Общий вид мастерской М.А. Врубеля в Венеции», 1885 г. Бумага, графитный карандаш. Киевская картинная галерея.

Дешевое жилье себе Врубель нашел недалеко от центра в бельэтаже старинного дома на улице Сан-Маурицио. Две комнаты: в одной спать, в другой, огромной, работать. Зябко очень и мебель ветхая, зато высокие лепные потолки, по стенам фресковая роспись, мастерская с окном во всю стену, имелась спиртовка, позволявшая чаевничать в любой час, — что еще надо двум неизвестным художникам?

«В мастерской М.А. Врубеля в Венеции», 1885 г. Отдельный лист из «Венецианского альбома». Бумага, графитный карандаш. Киевская картинная галерея.

«Архитектурный мотив (византийские колонны)», 1885 г. Отдельный лист из «Венецианского альбома». Бумага, графитный карандаш. Киевская картинная галерея.

Венеция невелика, всем ее извилистым закоулкам приезжие предпочитают простор центральной площади перед собором Сан-Марко. Михаил Врубель впервые увидел этот подлинно неземной, не земляной волшебный город из струящихся вод с берегами узорных мраморных фасадов, густо и пестро смешавших столь лакомый для туристов каталог античных, готических, мавританских архитектурных прихотей. Она была прекрасна — тихо дремала в холодной туманной сырости, не отвлекала. Не мешала ему «перелистывать ее как полезную специальную книгу».

К мрачной серой кромке знаменитого канала, словно выброшенная к берегу рыбешка, притулились ветхими боками гондолы. Вдалеке пронзительным маяком выпирала в низкое небо красная кампанила, окруженная нахохлившимися от промозглого воздуха домами. Шла зима.

«Венеция», 1892 г. Бумага, акварель. Собрание В.Д. Головчина, Санкт-Петербург.

Ночь укрыла прекрасную Италию. Поляны, холмы и просеки опутались белыми прядями серебряной луны. Свет ее залил деревья, и зашептали они свои тайные думы, и ответила им нежная жалейка далекой сумрачной нимфы…

«Лунная ночь», 1901 г. Бумага, синяя акварель, графитный карандаш. Собрание Романа Бабичева, Москва.

Так все проходит здесь. Сам мрамор смерть объемлет.
Стал тенью Агригент, а Сиракузы дремлют
Под пологом небес глубоким, тихим сном.

И только серебро, резцу любви покорно,
В медали вековой — увитую венком —
Сицилианских дев красу хранит упорно.
                                               Платон Краснов

В огромном творчестве художника пейзаж как самостоятельный жанр не занимает сколько-нибудь значительного места. Но море всегда увлекало его своей романтической изменчивостью, и он мастерски изображал его различные состояния. Это увлечение прослеживается в средиземноморских этюдах мастера. Среди них этюд «Катанья. Сицилия» отмечен динамичностью в изображении морского порта со множеством судов и их оснасткой, четко вырисовывающейся на фоне гор и неба. В нем обращает на себя внимание «граненость» формы, подобная той, какую можно видеть в картинах художника. Он пишет свои этюды в столь же сложной технике, сочетая наложение краски кистевыми мазками и мастихином. Таким образом достигается особая «мозаичность» мазка, которой переданы в этюде вода, корабли, горы. Эта техника придает произведению особое богатство фактуры и трепетность. В «Катанье» она усиливается еще благодаря тому, что Врубель местами оставляет незакрашенными куски холста – например, вокруг мачт. В этой работе можно видеть также и своеобразное перенесение в масляную живопись приемов акварельной техники. Особенно это заметно в том, как написана вода: длинные мазки в изображении воды представляются по-акварельному прозрачными. Эта сложная смешанная техника с использованием кисти и мастихина, примененная Врубелем по отношению к этюду, предполагающему непосредственность и живость в восприятии пейзажного мотива, была новым словом для художника и влекла за собой привнесение в работу элементов декоративности.

«Катанья. Сицилия», 1894 г. Дерево, масло. Государственная Третьяковская галерея.

«Италия. Сцена из античной жизни», 1891 г. Бумага на картоне, акварель, аппликация. Государственная Третьяковская галерея.
Наклейки из бумаги Врубель применял, начиная с академической работы «Пирующие римляне» и до позднего автопортрета. Если в ранних работах это были скорее технические вклейки для дополнения формата и правок, то впоследствии он использовал коллажные элементы для достижения определенных фактурных эффектов и смысловых акцентов.
Композиция связана с работой над эскизами театрального занавеса частной оперы Саввы Мамонтова и навеяна постановкой оперы «Царь Саул» в мамонтовском домашнем театре. Работа интересна и с точки зрения техники исполнения — художник работает маленькими мозаичными мазками акварели. Врубель создает драгоценную мерцающую поверхность, подражая технике испанского художника Мариано Фортуни. В изображенной сцене угадываются черты участников постановки: дети и родственники московского Медичи, как называли Мамонтова. Мастер вклеивает прямоугольный фрагмент бумаги сверху, маленькие вклейки, обозначающие обрамление сидений, и, наконец, самая интригующая вклейка внизу справа, она треугольной формы, и в ней фигура египтянки. Интересно, что в это же время Михаил Александрович создает один из первых шедевров в технике майолики — «Египтянка», первоначальное название которой было «Тайна» и, по свидетельству Николая Адриановича Прахова, прообразом для этой скульптуры послужила Вера Мамонтова (смотри зал 13, часть 5).

Как эмаль, сверкает море,
И багряные закаты
На готическом соборе,
Словно гарпии, крылаты…
     

                  ***

И, как птица с трубкой в клюве,
Поднимает острый гребень,
Сладко нежится Везувий,
Расплескавшись в сонном небе.
Бьются облачные кони,
Поднимаясь на зенит,
Но, как истый лаццарони,
Все дымит он и храпит.
          Николай Гумилев

«Вид на Везувий», 1894 г. Дерево, масло.

И снова итальянская ночь. Сегодня в Неаполе. Данная композиция представляет собой эскиз театрального занавеса, специально предназначенного для частной Русской оперы Саввы Мамонтова (смотри дальше). Таким образом, художник воплотил новаторскую концепцию театра: он как бы «прорвал» сценический портал и нарушил симметрию кулис.

«Италия. Неаполитанская ночь», 1891 г. Эскиз-вариант театрального занавеса. Бумага на картоне, акварель, белила по подготовительному наброску карандашом. Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина.
Перед нами раскрываются жаркие итальянские сумерки, которые художник отобразил с помощью насыщенного синего цвета. В центре эскиза стоит прекрасный юноша с гитарой, на переднем плане другие, неведущие персонажи оперы. Это подчеркивается изображением их контуров светло-желтым оттенком. Слева на декорации зрителям виден высокий каменный памятник. А сразу за повернутым лицом к городу юношей-трубадуром «шумят» густые темные заросли кустарника, за которыми открывается прекрасный вид ночного Неаполя, расцвеченного богатыми сине-зелеными оттенками. Декорацией становится бесконечный мир природы, где сливается в одно целое небо и земля, а вместо театральных софитов зрителю светит луна.

Волчица, твой город тот же
У той же быстрой реки
Что мрамор высоких лоджий,
Колонн его завитки,
И лик Мадонн вдохновенный,
И храм святого Петра,
Покуда здесь неизменно
Зияет твоя нора,
Покуда жесткие травы
Растут из дряхлых камней
И смотрит месяц кровавый
Железных римских ночей?!
          Николай Гумилев

«Рим. Форум ночью». Черная, бумага, акварель, тушь, кисть. Частное собрание.
Интересна находящаяся в частном собрании гризайль «Рим. Форум ночью», выполненная черной акварелью. Романтичен сам сюжет лунной ночи среди безлюдных античных руин. Как всегда, у Врубеля, композиция остра и безупречна. Чуть ли не половину листа занимает клубящееся, почти черное небо с белым зрачком огромной луны. Черноте неба отликаются резкие тени архитрава и обломка некоего постамента внизу справа. Ломаный мозаичный рисунок форм усиливает тревожное напряжение этого пейзажа.

Эскиз «Сумерки. Римский мотив» написан в приглушенной цветовой гамме. В центре картины – образ женщины в богатом красивом наряде. В мерцании и переливах цветов одежд ее чувствуется высокое врубелевское мастерство. Она воспринимается как единое целое с окружающей ее природой, олицетворяя собой таинство сумерек.

«Сумерки. (Римский мотив)», 1891—1892 гг. Дерево, масло. Государственная Третьяковская галерея.
Сумерки – таинственная трещина между мирами, проникновение в области потаенного, фантастического, которое становится видимым в неясном свете заката.
Для Михаила Врубеля вечер всегда был любимым временем суток. Вечером цвет преображался, наливался необычными оттенками. Николай Иванович Мурашко вспоминал о приятеле: «В Риме, в сумерки, он однажды остановил меня: «Пойдемте, говорит, вон там к фонтану; там в это время такой тон мутной синевы в воде получается, что мне нужно посмотреть; он мне нужен на завтра». Смотрел я с ним и ничего не видел, а он смотрел и затих, и онемел, а завтра действительно у него что-то подобное появилось….».

Вечерняя заря в пучине догорала,
Над мрачной Эльбою носилась тишина,
Сквозь тучи бледные тихонько пробегала
Туманная луна…
                                     Александр Пушкин

«Остров Эльба. Тирренское море», 1894 г. Дерево, масло. Государственная Третьяковская галерея.
Небольшой по размеру этюд «Остров Эльба. Тирренское море» приобретает таинственную величественность, благодаря убедительной передаче художником водного простора с беспокойно наплывающими волнами и одинокой пустынностью скалистого острова, возникающего, как мираж в Средиземноморье, отделяющий Лигурийское море от Тирренского. Маэстро использует сочетание голубовато-зеленой воды с желтоватым небом, дает необычайно тонкую разработку скал острова с их оттенками коричневатых, голубых и зеленых цветов, напоминающих об их вулканическом происхождении. Наложенные небольшими мазками эти цвета создают своеобразное мерцание. Если пристально всмотреться в горы в работах Врубеля, то они кажутся драгоценными камнями.

О, Лигурия, ты вечно
В памяти моей!
Нет на свете ни беспечней,
Ни приятней дней.

Здесь, у моря проведенных,
Между волн и скал
Может край тот упоенный —
То, что я искал?

И отдавшись этой вере –
Так приятно ждать,
Что однажды в Портофино
Я вернусь опять.

И развеет все печали,
И  рассеет мрак
Возведенный на причале
Генуи маяк.
            Александр Дубков

В этом небольшом этюде наряду с отражением безграничности моря присутствует некая особая структурность, смальтовая кладка мазка, которой не было в «Демоне сидящем», и которая лишь намечалась в «Венеции». Этюд наполняет радужное настроение легкого, светлого полета. Квадратные живописные мазки словно «записали» рокот моря, воплотив зримость и колебание безбрежной стихии, которая напоминает о лермонтовском «Парусе».

«Порто-Фино», этюд, 1894 г. Дерево, масло. Государственная Третьяковская галерея.

Этот небольшой эскиз «Завтрак на воздухе» Михаил Врубель написал в 1894 году на вилле маркиза да Пассано близ Генуи. За столом собрались члены семей Саввы Мамонтова и Петра Третьякова, которые там в это время отдыхали. Это редкая для Михаила Александровича работа на тему объединяющей силы еды под другим названием «Групповой портрет. Чай» нашла себе крышу в частном собрании из галереи Мамонтовых в Москве.

«Завтрак на воздухе», 1894 г. Дерево, масло. Галерея Мамонтовых, Москва.

Мыс Портофино необычайно живописно врезается в воды Средиземного моря, возвышаясь над ним на 600 метров. Врубель писал о здешних местах: «Как горько, что я не могу унести с собой всю красоту, что меня окружает».

«Мыс Порто-Фино. Италия», 1894 г. Дерево, масло. Государственная Третьяковская галерея.
Красотой лигурийских пейзажей вдохновлялись Гоголь, Чехов, Чайковский и Горький, что дает нам право сказать: «Благодаря им частица Лигурии всегда будет жить в великих произведениях русской культуры».

«Генуя. Бухта», 1890-е. Картон, масло. Частное собрание.

Дальше в море!

«Контуры», 1884–1885 гг. Набросок, лист из альбома 36. Бумага, графитный карандаш. Киевская картинная галерея.

«Фантастический пейзаж», 1890-е. Бумага, акварель, белила, графитный карандаш. Государственная Третьяковская галерея.
В этой графической работе художник позволил разгуляться своей фантазии. Картину можно условно разделить на две части. Нижняя исполнена в темных тонах — от черного до темно-серого, верхняя — в ярких, тревожных: присутствуют различные оттенки красного и желтый. На переднем плане широкими штрихами нарисованы кустарники, в центре картины — серое поле, а на заднем плане, лишь намеком — панорама города, над которым угрожающе нависло тяжелое багровое небо с летящим по нему облаком-драконом.

В фантастических картинах мастера, напоминающих образы сновидений, начинают все больше проявлять себя «ночные» тревожно-загадочные состояния автора.

«Бессюжетная композиция», начало 1900-х. Бумага на картоне, черная акварель. Государственный Эрмитаж.

Композиция «Хождение по водам» для церкви Косьмы и Дамиана в Костроме в приходе фабрики Третьяковых была заказана Константину Коровину. Вместе с Валентином Серовым он работал над ней в мастерской в доме Червенко, где временно остановился приехавший из Киева навестить приятелей Михаил Врубель. Наблюдавший за потугами своих друзей Миша неожиданно принял участие в этой работе. «Врубель сделал эскиз с такой волшебной маэстрией и так быстро, что оба приятеля были совершенно подавлены. По словам Серова, Врубель ясно видел их беспомощность в сравнении с ним и довольно язвительно говорил о том, что настоящему человеку, созданному для монументальной живописи, ее не заказывают, а «черт знает кому — дают», — писал Игорь Грабарь. Позднее на обороте картона Врубель исполнил эскиз театрального занавеса «Италия. Неаполитанская ночь». Композиция «Хождение по водам» осталась у Коровина, который в 1898 году передал ее в дар Павлу Третьякову.

Эскиз стенной росписи. Сюжет картины основан на библейской истории об одном из чудесных деяний, совершенных Христом.
Когда ученики переправлялись на лодке на другую сторону Галилейского озера к Вифсаиде Галилейской, они увидели Учителя, идущего по воде, и, приняв его за призрак, закричали от страха. Как Иисус заговорил: «Успокойтесь, это — Я, не бойтесь». Тогда апостол Петр воскликнул: «Господи! Если это Ты, то повели мне прийти к Тебе по воде». Христос ответил: «Иди». Петр вышел из лодки и пошел по воде, но, испугавшись волн, усомнился, стал тонуть и закричал: «Господи! Спаси меня». Христос протянул ему руку и сказал: «Маловерный! Зачем ты усомнился?» Когда Иисус вошел в лодку, ветер утих, ученики подошли, поклонились ему и сказали: «Воистину Ты — Сын Божий».
Динамичная композиция рисунка, фигура Христа, намеченная красочным мазком акварели, сложные ракурсы гребцов в лодке напоминают трактовки божественных чудес в акварелях «Библейских эскизов» Александра Иванова. Но в этом эскизе Врубель сделал шаг навстречу своей стилевой эпохе – модерну, пытаясь соединить предельную достоверность, даже некоторую натуралистичность рисунка с символической условностью пространства, свойственной эскизам его великого предшественника. В цветовой палитре картины присутствует преобладание различных синих оттенков, в технике написания маэстро также использовал технику импрессионистов — мелкие точечные мазки.

«Хождение по водам», 1891 г. Бумага на картоне, акварель, тушь, белила, итальянский карандаш. Государственная Третьяковская галерея.

Из воспоминаний Константина Коровина: «Огромную зависть вызывал М.А. Врубель своим настоящим гениальным талантом. Он был злобно гоним. Его великий талант травили и поносили, и звали темные силы непонимания его растоптать, уничтожить и не дать ему жить. Пресса отличалась в первых рядах этого странного гонения совершенно неповинного ни в чем человека. М.А.Врубель, чистейший из людей, кротко сносил все удары судьбы и терпел от злобы и невежества всю свою жизнь. Врубель был беден и голодал, голодал среди окружающего богатства. В моей жизни великое счастье — встреча и жизнь с этим замечательным человеком возвышенной души и чистого сердцем, с человеком просвещенным, светлого ума. Это был один из самых просвещенных людей, которых я знал. Врубель ни разу не сказал о том, что не так, что не интересно. Он видел то, что только значительно и высоко. Я никогда не чувствовал себя с ним в одиночестве.

Савва Иванович Мамонтов только в конце жизни понял талант Врубеля. В.И. Суриков был поражен работами Врубеля. Прочие долго не понимали его. П.М. Третьяков приехал ко мне, в мою мастерскую, уже во время болезни Врубеля и спросил меня об эскизе Врубеля «Хождение по водам Христа». Я вынул этот эскиз, который когда-то приобрел у Врубеля и раньше показывал его Павлу Михайловичу в своей мастерской на Долгоруковской улице, где мы жили вместе с Врубелем. Павел Михайлович тогда не обратил на него никакого внимания и сказал мне, что не понимает таких работ. Помню, когда вернулся Врубель, то я сказал ему:
— Как странно… Я показал твои эскизы, вот этот — «Хождение по водам», а также иллюстрации к «Демону», он сказал, что не понимает.
Врубель засмеялся. Я говорю:
— Чему ж не ты рад?
— А знаешь ли, я бы огорчился, если бы он сказал, что он его понимает.
Я был удивлен таким взглядом. Теперь снова достал эскиз Врубеля и поставил его на мольберт перед Третьяковым.
— Да, — сказал он, — я не понял раньше. Уж очень это как-то по-другому.

На другой стороне этого картона, где был эскиз Врубеля, имелся тоже его акварельный эскиз театральной занавеси, на котором на фоне ночи в Италии были изображены музыканты, играющие на инструментах, и женщины, слушающие их. Костюмы этих фигур говорили об эпохе чинквеченто. Павел Михайлович хотел разрезать этот картон, эскиз занавеса возвратить мне, а за эскиз «Хождение по водам» заплатить мне деньги. Я просил Павла Михайловича принять эскиз этот как дар.

«Италия. Неаполитанская ночь», 1891 г. Бумага на картоне, акварель, белила, графитный карандаш. Государственная Третьяковская галерея.
Умер Врубель. Умер и Павел Михайлович Третьяков. Эскиз «Хождение по водам» был выставлен им при жизни в галерее. И когда после смерти его заведовали галереей Остроухов, Серов и Щербатов, то я написал письмо им, что нет ли сзади картона «Хождения по водам» другого чудесного эскиза Врубеля. Они посмотрели, вынули из рамы и увидели на той стороне картона эскиз занавеса. Как странно, что Павел Михайлович на всю жизнь заклеил в раму и обернул к стене замечательный эскиз Врубеля. Остроухое разрезал картон, и эскиз занавеса хотел отдать мне, но я и его пожертвовал галерее. Закупочная комиссия Третьяковской галереи не приобрела у Врубеля его картины «Демон», находившейся на выставке «Мир искусства» в Петербурге, при жизни Врубеля. Но после смерти та же комиссия перекупила его в Третьяковскую галерею от фон Мекка и заплатила в пять раз дороже, чем просил за свою картину Врубель».