Читальня

И СНОВА СТО ЧЕТЫРЕ СТРАНИЦЫ ПРО ЛЮБОВЬ

Посвящается не вернувшимся из гражданских полетов

КАРЦЕВ. Он был летчиком. Он летал над землею людей… Он был настоящий мужчина. Он хотел выразить идею… 
Боишься. Тогда ты тоже боялась. Я помню, как мы с тобой тогда горели… Ты ужасно боялась – и никто этого не заметил. Ты улыбалась – ты умеешь скрывать страх. Ты – «молоток».
НАТАША. «Молотки» пошли. Сплошной «Аэрофлот».
                                                                               Эдвард Радзинский «104 страницы про любовь»

Весенний день над вечным Донским приютом осыпался бледно-розовым душистым цветом. В дальней галерее колумбария тонкая светло-русая девушка с глазами цвета летной погоды охорашивала мрачно-серую мраморную плиту. Рядом почтенно выдерживал позу статный мужчина с красивым одухотворенным лицом и наблюдал за помывочным таинством:
– Ну что, Принцесса? Готово? Спасибо тебе, солнышко, говори бабуле «До новых встреч!», и пошли.
Чистейшее надгробие торжественно блеснуло на прощание и осталось позади очарованной парочки на страже покоя усопшей. Отец с дочкой неторопливо двигались к выходу по центральной аллее. Голубой невинный взгляд с трепетом рассматривал причудливые эпитафии на соседних захоронениях. Как вдруг юное сердечко взволнованно забилось, и ясная лазурь затуманилась сострадательной моросью слез:
– Папа, смотри, тут целый отряд летчиков. 

Кузнецов Гарольд Дмитриевич — КВС-инструктор
Артемов Антон Филимонович — КВС
Рогозин Игорь Александрович — второй пилот
Мумриенко Евгений Андреевич — штурман
Веселов Иван Владимирович — бортмеханик
Федоров Александр Сергеевич — бортрадист
Смоленская Майя Филипповна — бортпроводник-переводчик
Горюшина Татьяна Борисовна — бортпроводник
Маклакова Альбина — бортпроводник

– Ты почти права, Принцесса, это целый экипаж… 

Внезапно налетевший дождливый шквал обернул развесенневшееся белокрылое утро осенним сумеречным холодом…

***

Вероника: 42362, снижайтесь, снижайтесь!
42362: машину подбросило, спасайте, погибаем, 42362, погибаем, конец… передайте родным…

В ветреный октябрьский вечер 1958 года новенький советский реактивный ТУ-104А с бортовым номером 42362 мчался по безмерному эфиру, форсируя путь от центра Поднебесной до главной Златоглавой. Бороздя надоблачную широту, самолет представлял делегации китайских и северокорейских товарищей щедрость просторов страны незаходящего солнца. За два часа до посадки «ренегатское» столичное небо вероломно захмурилось. Сопровождавший бесконечный полет диспетчер с позывными «Вероника» дал распоряжение на разворот в среднеуральский аэропорт Кольцово… 

Одним из главенствовавших доводов к изобретению этой крылатой машины во времена винтового пассажирского воздухоплавания, страдавшего от изнуряющей болтанки в рубежах невысокого потолка, Андрей Туполев называл возможность новых полетов в высоком своде «над погодой», что было созвучно с государственным планом «Аэрофлота» по количественному увеличению в два раза транзитов с помощью многоместных скоростных лайнеров. Так озарилась эра реактивной техники в гражданской авиации Советского Союза. 

2 мая 1952 года Соединенное Королевство, отправив в синеву реактивный аэроплан de Havilland Comet обеспечило прецедент в усовершенствовании мирового небесного перевоза. Но опыт этот оказался трагичным: много летательных кораблей погибло по причине недостаточной прочности конструкции, и эксплуатация «Кометы» была приостановлена. Для СССР в условиях холодной гонки открылся шанс времени первых. 

11 июня 1954-го вышло Постановление Совмина № 1172-516 о создании на базе дальнего бомбардировщика ТУ-16 пассажирского самолета ТУ-16П, покорившего надземное пространство планеты под знаменитым именем ТУ-104. Всего одна страна в мире спустя десятилетие после невероятных военных утрат за невеликий срок трудовым подвигом ее подданных сумела создать бесперебойную эксплуатацию абсолютно нового, уникального по характеристикам пассажирского летательного аппарата.  

В декабре 1954 года была завершена работа Макетной комиссии, а в марте 1955-го на опытном производстве конструкторского бюро академика А.Н. Туполева в весенней столице был построен экспериментальный первенец реактивного флота государства. Крыло шестнадцатого было смещено в нижнюю часть фюзеляжа, сам корпус увеличен в диаметре на 1,5 метра, в нем разместилось четыре десятка иллюминаторов, а в дальнейшем варианте еще и полсотни комфортабельных в имперском стиле кресел. 

Опытный вариант сто четвертого поднялся в воздух под штурвалом Юрия Алашеева 17 июня 1955-го с подмосковного аэродрома в Жуковском, с чем и начались заводские испытания третьей в мире, второй, принятой к эксплуатации, и первой в СССР машины с крейсерской скоростью свыше 700 км в час. В процессе испытаний обнаружилась фатальная ошибка, допущенная англичанами при проектировании «Кометы»: необходимые вырезы (под антенны и иллюминаторы) в обшивке делались в форме прямоугольников, в углах которых возникали «усталостно-вибрационные» трещины, при разрастании вызывавшие декомпрессию и разрушение лайнера. КБ Туполева скруглило отверстия на своем детище, что и сегодня является принципом высокоскоростной мировой авиации.

Но была у небесного чуда огромная сложность. Самолет был склонен к раскачке и при попадании в зону роковой турбулентности резко «подхватывался» …

15 апреля 1956 года отряд из миноносцев Балтийского флота «Смотрящий» и «Совершенный» и крейсера «Орджоникидзе» взял курс к берегам Британии. На борту «эскадры» находилась высокая делегация гостей в составе Первого секретаря ЦК КПСС Н.С.  Хрущева, председателя Совмина Н.А.  Булганина, академика-атомщика И.В.  Курчатова и знаменитого авиаконструктора А.Н.  Туполева, автора того самого антиимпериалистического заоблачного козыря. Ранее ТУ-104 глубоко впечатлил вождя державы, и он планировал на нем совершить свой парадный визит к берегам Альбиона. Конструктор же лайнера, догадываясь о склонности машины к «подхватам», с превеликим трудом отговорил Хрущева от рискованного пути. Но идея козырнуть техническим превосходством над враждебно настроенным Западом не покидала Первого секретаря «ведущей и направляющей», и блестящий грациозный красавец еще до прибытия делегации из СССР доставил почту в посольство на туманную землю. 

Появление на острове пилотируемого Анатолием Стариковым советского «скоролета» произвело «эффект, сравнимый с приземлением НЛО»: «Он явился приманкой для лондонской публики, у ограды вокруг него стояли толпы людей. На борту машины побывало много англичан. Все искренне восхищались ТУ-104». «Вчера в Лондон прилетел советский реактивный аэроплан, который разбил всякую мысль о том, что Россия отстает в борьбе за превосходство в области авиации», – расписывала успехи Страны Советов газета Daily Express.
Появление второго взорвало Times: «Это был один и тот же самолет, а русские «попы» (одетые в черное пилоты) перекрашивают номера на своем опытном экземпляре». Реакция Туполева была такой же скорой, как и его крылатые «ребята». 25 марта в аэропорте Хитроу совершили одновременную посадку три серийные «серебряные стрелы». 

А весною я в несчастье не верю,
И капели не боюсь моросящей,
А весной линяют разные звери,
Не линяет только солнечный зайчик.

 «Конечно, мы организовали это умышленно, чтобы показать англичанам, что имеем хороший пассажирский самолет с реактивными двигателями. Это был первый в мире реактивный пассажирский самолет, и мы хотели, чтобы там на него посмотрели, хотя бы в воздухе. Оказывается, наш самолет заходил на посадку как раз неподалеку от королевского дворца. Королева сказала: «Я видела ваш самолет, замечательный самолет, он несколько раз пролетал тут мимо»,с довольством вспоминал о своем путешествии в Лондон Хрущев.

 А сдержанная на похвалы Daily Mail в дни высокого «вояжа» вынужденно констатировала: «Гражданские и военные эксперты, собравшиеся посмотреть на ТУ-104, потрясенные, долго молчали». Высокие визитеры охотно раздавали интервью: «Он современный, лучший в мире, а другие страны пока такого самолета не имеют». Итоги поездки превзошли воображаемые надежды, и на Балтийских волнах ликования 30 апреля партийная делегация под щедрые переливы салюта и звуки «Радостного мая» зашла в акваторию родной земли.
Песня «Шагает май». Музыка Василия Дехтерева, текст Цезаря Солодаря, поет Иван Шмелев.

15 сентября 1956 года состоялся первый в истории государства регулярный пассажирский рейс реактивного самолета ТУ-104 по маршруту Внуково – Иркутск:
– Товарищи! Полет проходит на высоте 10 тысяч метров со скоростью 650 км в час. Скоро мы будем совершать промежуточную посадку в Омске. 
Под командованием Константина Сапелкина и Евгения Барабаша через 7 часов 10 минут летного времени «Туполев» с 50 путешественниками, одолев путь в 4570 км, приземлился на ВПП исторического сибирского города, открыв эпоху массовой мировой гражданской авиации. 

Новостью для «Аэрофлота» стал «стандарт обслуживания», разработанный под «птичку». Салон украсили мягкими кружевными подголовниками, гостям подавали модный журнал «Огонек», горячий обед и армянские 50 граммов с красной икрой. Для содержания машины была модернизирована структура наземных работ: появились самоходные трапы, автозаправщики, тягачи, лифты для загрузки и выгрузки, была предложена привычная сегодня система оформления багажа.

5 сентября 1957 года. 2 часа по московскому времени. 7 после полудня 4-го в Нью-Йорке. Самолет разбегается до середины полосы, с правым разворотом влетает в бездонную черную ночь, повисшую над Внуково, и берет курс на юго-запад. «Багровый отблеск заката озаряет все вокруг феерическим светом – лилово-красным, оранжевым, темно-фиолетовым» (Павел Михайлов). Слева блещут серебристые струны северного сияния. Впереди гроза. ТУ-104 несется вверх, обгоняя и грозу, и облака, пронзает стратосферу. Под ним где-то внизу бьются насмерть разряды молний, под ним больше десяти тысяч. За штурвалом Борис Бугаев. Командир Алексей Семенков, тот самый, что в сорок пятом на «тихоходном» СИ-47 доставил в столицу Акт о безоговорочной капитуляции, спрашивает у одного из американских лидировщиков: 
– Как вам наш самолет?
– Очень хороший самолет. Его нельзя сравнить ни с одним из существующих в мире…Это все равно что пересесть с лошади на автомобиль. Я бы за такой самолет наших три бы дал, – неприкрыто восхищается Ренеджер. 
– А я бы шесть, – вторит ему Дабсон.

Путь от Москвы до Нью-Йорка пройден за тринадцать часов двадцать девять минут. Смирившиеся с очевидным медиаканалы признательно пишут: «Самолет ТУ-104 пробил воздушную мощь Запада». Темная ночь стоит над городами, спит бережно опоясанный канатами, впервые преодолевший «гражданский» путь через Атлантику, чутко охраняемый американскими часовыми «Туполев». Сегодня он – главное мировое событие – спит и пока не ведает, что над ним дамокловым мечом еще с марта пятьдесят пятого нависла неотвратимая беда…

Он родился для того, чтобы летать. Уже к маю 1945-го двадцатиоднолетний красавец красвоенлет из 3-го авиатранспортного Виленского полка 10-й гвардейской дивизии ГВФ совершил на пассажирском десантном ЛИ-2 231 боевой самолетовылет на линию фронта и был уважен высоким именем кавалера ордена Красной Звезды. С тех смутных дней гражданская авиация стала ему смыслом и образом жизни.

После войны он, не колеблясь, надевает на рукава синего пиджака отличия летчика авиационного полка московской воздушной гавани Внуково, а уже в конце 56-го достойно пилотирует международные рейсы на волшебной стреле стратосферы.

 В 1957 году в экипаж мужественного небесного извозчика прилетает очаровательный ангел со сверкающими «топазами» цвета южных сумерек. Молодая прелестница похищает горячие думы самоуверенного баловня удачи. Обаятельно-трогательная и верная себе, своевольная и кроткая, неотвратимо прекрасная хозяйка пассажирского салона оживляет разбитые о прежний несчастливый союз надежды в сердце завидного КВС-а. Это была любовь, та самая, что вспыхивает без рассуждений и сомнений, с первого мгновения, когда застенчиво-откровенный взгляд падает на желанное лицо, и вдруг становится ясно, как на глиссаде, что в мире больше никого нет. Та самая, непотаенная и несмелая, великая и тихая, как Среднеазиатская стихия, Великая и Тихая. Та, что стала мечтой с их премьерного полета в безмерных просторах пятого океана.

«У вас невероятные глаза». У вас черные глаза. «У вас, наверное, лучшие глаза в СССР», – настойчиво и робко пытается обнять он просторы ее безответного сердца. – «Вы лучшая девушка Москвы и Московской области».

К легким девичьим ножкам брошены старания и успехи: высокие воздушные победы и земные путешествия на «Победе». Он дарит ей лучшие цветочные ароматы и тонкие чуткие чувства. Он рядом и обязательно добьется ответности от милой неуступчивой капризницы. Строгая и смешливая одновременно, она и не отталкивает его, но отчего-то совсем не поощряет. 

У порога встали горы громадно,
Я к подножию щекой припадаю. 
И не выросла еще та ромашка,
На которой я себе погадаю.

Но разве летчик, привыкший завоевывать небо, может отказаться от завоевания своей судьбы, своей самой ненаглядной, ее, Аллы:
– Хорошо, что вас зовут Алла. 
– Почему хорошо? 
– Хорошо и все. «Дело в том, что меня зовут довольно нелепо. Я появился на свет, когда … было плоховато с юмором». Короче, меня назвали Гарольд… повелевающий войском. «Может, все они выучат наизусть и это странное имя?»

***

Застигнутые ветром розоватые лепестки в последний раз провальсировали перед белым постаментом и грустно опали под накатившими каплями.

– Папа, это тот самый Гарольд, могила которого перед нами? – голубоокая впечатлительная девушка с пронзительно-нежным нетерпением переводила взгляд с холодного безмолвного камня на теплое красноречивое лицо отца. 
– Да, Принцесса, это Гарольд Кузнецов, лучший в мире летчик с лучшего в мире самолета. Это был самолет-песня, мне так приятнее тебе рассказывать, потому что я записал на центральном радио для них песню, для летчика и самолета, – с глубоким опечаленным вздохом солист Гастрольбюро СССР Иван Шмелев напел первые такты знаменитого в те годы вокального хита: «Самолеты есть разные в мире, знаю птиц я немало стальных, но с машиной ТэУ-104 ни одна не сравнится из них!»

***

Тогда, в 1957-м, «реактивный» звучит будто «космический», а «Туполев» провозглашается национальным талисманом. Он «всюду и повсеместно». На фестивале молодежи и студентов привечает делегатов в роскошном салоне на площади ВДНХ. Его молниеносный облик напоминает о скоростях с почтовых марок и открыток.

В июле на премьере экранизации «Старик Хоттабыч» ему уделена ответственная сцена: «Сколь быстра и удобна эта воздушная колесница! Вот только шумит немножко». – «Ничего не поделаешь, это гудение реактивных двигателей».

Популярнейшими авторами тех дней Аркадием Островским и Леонидом Куксо сочиняется рекламный шлягер, который в душевном пении Ивана улетает к пользователям из каждого второго репродуктора.
«На серебряной стреле». Музыка Аркадия Островского, текст Леонида Куксо, поет Иван Шмелев.
Песня написана к первому в гражданской авиации пассажирскому полету на реактивном лайнере в 1956 году.

Брюссель под лозунгом «Мы живем в 1958-м году, в год технологических чудес, когда можно все!» открывает Всемирную выставку, на которой в ослепительном шестнадцатимачтовом «Парфеноне» из стекла и света СССР экспонирует государственное кредо «Мир. Труд. Май.»: коренастые шагающие экскаваторы, быстролетные катера с подводными крыльями, копии величественных спутников, модель грандиозного атомохода, станки-станки-станки. С ними вместе впорхнувшая сюда нетерпеливым триумфальным утром, захватившая главное зрительское внимание «остроперая» стрела Гарольда Кузнецова. Шик салона новой «Чайки» и грация фарфорового «Сокола» угасают в тени главной новости дня: гости выстраиваются в очереди, чтобы самим углядеть советское серебряное чудо. Счастливый Гарольд гордо пишет автографы, снимается с медийными персонажами, и никто из безмятежных посетителей не догадывается, что наделавший вселенский шум 104-й совсем скоро отправится в свой трагичный полет. 

Мы – противники тусклого. 
Мы приучены к шири – 
Самовара ли тульского 
Или ТУ-104.
Андрей Вознесенский

Выручив желанный Гран-При, на нежных крылах с надеждой в душе, заскучавший герой парит на линию к любимой. Ничто не сможет омрачить их встречу, встречу победителя и звезды. Но в Москве пилота ожидают товарищи из органов кары и сыска. Все дело в шляпе, то самой, что «сбил» при выполнении руления на предвыставочном смотре самолета с темени прошлого министра Шепилова незадачливый авиатор, за чем державные силы углядели сложный политический маневр. На тягостных полгода КВС-а Кузнецова отстраняют от командования ТУ и отправляют на испытательскую должность. В милом ему «Аэрофлоте» с прикипевшим сердцем он проходит «пытку» тестовыми вылетами на подшефном сто четвертом… 

В день 15 августа 1958 года скорокрылая стальная птица на реактивной тяге с бортовым номером СССР–Л5442 взяла курс с полосы аэропорта Хабаровска. За круглыми безопасными иллюминаторами плывет хрустальная чистота, баюкает ритмичная музыка турбин, засыпают нечастые золотисто-розовые облака: «До встречи в Иркутске!» Сильный удар снизу прервал мирную вечернюю идиллию, и тонкий серебряный фюзеляж безвольной стрелой взмыл на двенадцать тысяч. В 22.18 диспетчер вызвал рейс 04, и, услышав взволнованное: «Минутку, минутку!», продублировал запрос в 22.19. Непонятный тревожный ответ повторился. Больше на связь 04-й не выходил. Это была первая в истории катастрофа ТУ-104. При невыясненной причине страна потеряла 64 своих гражданина. Но, как известно, ушедшие молчат, чем и прикрылась версия, устраивавшая конструкторское бюро: виновен безмолвный экипаж. 

Пока создатели спорят, разозлившийся «ястреб» все чаще проявляет «на виражах» строптивый норов. Испытатели не понимают происходящего: машина словно сходит с ума, идет в крен, стремясь перевернуться на спину; беспричинно набирает высоту; закручиваясь в штопор, камнем валится вниз, и, чтобы вывести ее на «праведный путь», нужно быть выдающимся асом. Лучшим из лучших знатоков небес был Гарольд. Чувствуя, как дыхание, знакомый лайнер, он догадывается: самолету не хватает руля высоты, о чем докладывает Туполеву: «Не хватает стабилизатора, не хватает управления». Но мнение опытного летчика разбивается о поставленный на карту отечественный престиж…

В октябре 1958-го воздушный «пилигрим» возвращается в гавань линейного пилота. Он опять капитан, ему тридцать пять, у него более 1000 часов налета на «Туполеве», но как «Отче наш» он твердит свою правду: «Надо разбираться с управлением». Но и Главный из-за смертоносного «подхвата» не ведает сна, генеральный конструктор лично контролирует испытания и находит нарушение функции автопилота: «Внезапный отказ, внезапный бросок, неготовность летчиков парировать и сваливание с больших высот». На работу с ним наложены ограничения, пилотирование делается «на руках», ведь 104-й – лучшая птица «Аэрофлота»: пассажиры выстраиваются в очереди на полет, хотя кругом курсируют полусвободные ИЛы. 

10 октября 1958 года. Новенький реактивный ТУ-104А с бортовым номером СССР–42362 спешит из Пекина в Москву. Командир воздушного судна пилот «самого первого класса» Гарольд Дмитриевич Кузнецов. Высота полета 10000 метров, скорость 700 км в час. За штурвалом красивый, породистый, словно благородная копь, человек, сослуживцы зовут его мушкетером. Мужественный профиль мечтательно устремлен в даль: скоро случится его судьба. Еще перед вылетом он поведал девятилетней дочке Леночке, что вернется домой не один: маленькому сорванцу, так он ее растил, очень нужна ласковая старшая подруга. Он знает такую одну. Алла, она дала ему слово, когда он посадит свою серебристую «птицу» во Внуково, она ответит ему на предложение руки. Разве сможет она ему отказать? Разве сможет быть не рядом с ним? С успешным, уважаемым и преданным? Сегодня все решится, он уверен, что решится, но только в самой глубине влюбленного сердца крадется робкое сомнение, а, может, он ее не достоин?

Она – «лучшая девушка в СССР», лучшая стюардесса «Аэрофлота», нет, бортпроводница. «Не люблю этого слова (стюардесса), понятно?» – выпалила ему при первой их встрече. Он привык к тому, что девушки улыбались ему, кроме той, главной. Она улыбалась не ему, а всему миру, всем пассажирам этого голубого земного шарика. Ее так обучали, она должна была это делать в любой, даже самый опасный момент, и она делала это, потому что такой улыбчивой была, потому что любила и эту жизнь, и этот мир, и людей в нем.

А сегодня, вернувшись, она улыбнется ему, только ему. Он не должен был лететь, в графике стоял его хороший надежный Толя Горбачев:
– Ты стоишь в плане на Пекин, давай поменяемся. А ты следующий рейс, который запланирован мне. 
– Какие проблемы, конечно, – реактивно догадался о тайных мотивах сметливый напарник. – Не могу отказать неплохому человеку.
«Неплохой человек — это еще не профессия».

За окном стрелы поздний осенний вечер, черно-багровые всполохи медленно угасают. Скоро дом, посадка, и все случится. Ну что за абракадабра? Метеорологи дают плохие вести: Москва не принимает. Горький тоже. 

42362: Вероника, я борт 42362, разрешите посадку в Горьком.
Вероника: Борт 42362, посадку запрещаю, уходите на Свердловск.
42362: Вероника, я борт 42362, посадку гарантирую.
Вероника: 42362, посадку запрещаю, разворачивайтесь на Свердловск.
42362: Понял вас, 42362 ухожу на Свердловск.
42362: Вероника, 42362, прием… Вероника, 42362, прием…
Вероника: 42362, Вероника отвечает вам.
42362: Занимаю 10000, возвращаюсь Свердловск.
Вероника: Вас понял, хорошо, занимайте, условия даю.
42362: Вас понял, занимаю 10000.

10 тысяч над землей, пора разворачиваться, на пути коварная турбулентность. «Что с тобой, машина, ты же птица, не конь?!» – во мраке серебряной ночи небесный скиталец предательски вскидывается на «дыбы». В секунды самолет вздымается с эшелона на три тысячи, и, падая на крыло, входит в последний в жизни путь, путь в смертоносную спираль. КВС со вторым пилотом, до упора отдавая штурвал на себя, пытаются выровнять аппарат, но им не хватает тех несовершенных рулей высоты. Почти вертикально, развивая сверхзвуковую скорость, неуправляемый лайнер несется к земле…

 Я мечтала о морях и кораллах,
Я поесть хотела суп черепаший,
Я шагнула на корабль, а кораблик
Оказался из газеты вчерашней.

Госкомиссия установила: падение борта 42362 шло всего две минуты. Но этого хватило на то, чтобы с тринадцатикилометровых высот командир корабля передал остающимся дорогие сведения о том, что стряслось с «непонятой» прежде техникой. Передал сам, рядом радист Александр Федоров продублировал текст. Их связь с землянами длилась до столкновения. Самолет погиб в Вурнарском районе Чувашии, унеся с собой 71 пассажира и девять членов экипажа. До того октябрьского дня ни одно из проведенных специалистами ГУ ГВФ, КБ Туполева и Военно-воздушных сил расследований так и не смогло открыть тайну загадочных аварий ТУ-104. Замыленный венценосными успехами взгляд главного конструктора видел в них пресловутый человеческий фактор: «Это не самолет плохой, это вы на нем летать не умеете!» После трагедии на рейсе Пекин – Москва состоялось собрание, на котором руководитель внуковской эскадрильи обратился к присутствовавшим: «Товарищи, я прошу почтить память погибших экипажей минутой молчания». Сердечно задетый Туполев сгреб бумаги и под пронзительно-красноречивое молчание демонстративно покинул зал. Но через несколько часов, прослушав запись радиообмена между бортом 42362 и наземными диспетчерскими службами, он навсегда изменил мнение о пилотах гражданской авиации. 

42362: Спасайте, Вероника, спасайте, спасайте, спасайте, бросило машину, бросило машину! Не могу справиться с управлением.
42362: Я 42362, машину тащит вверх, не хватает угла стабилизатора.
Вероника: 42362, снижайтесь, снижайтесь!
42362: Машина не слушается штурвала, 42362: сильно-отрицательная перегрузка, валимся в крен, машину подбросило, спасайте, погибаем, 42362 погибаем. Конец… передайте родным…
Вероника: 42362, 42362, 42362…
Вероника: 42362, Веронике ответьте!

После изучения материалов катастрофы в машине был поправлен угол установки стабилизатора и проведена доработка руля высоты, внесены коррективы в летную эксплуатацию: изменена допустимая центровка и уменьшен максимальный эшелон полета.

Самолеты ТУ-104 еще три десятилетия возили пассажиров, и хотя были на нем другие катастрофы, их причины были уже иными. К 1960-м сто четвертый осуществил треть гражданских перелетов в СССР, за годы эксплуатации доставил до мест назначений около 100 миллионов людей, проведя в воздухе 2 000 000 летных часов и выполнив при этом более 600 000 рейсов. 

Благодаря ему «Аэрофлот» занял передовые позиции в мировой пассажирской авиации; был сформирован высокопрофессиональный корпус авиаспециалистов (пилотов, техников, диспетчеров, специалистов наземных служб), способных освоить эксплуатацию любой летательной техники; самая большая в мире страна приступила к эффективной аэрофикации территории; приобретен огромный опыт использования сложных воздушных машин, без которого была бы невозможна успешная эксплуатация самолетов следующих поколений (ТУ-114, ИЛ-18, ТУ-134, ТУ-154, ИЛ-62, ИЛ-76, ЯК-40, АН-24, ЯК-42, ИЛ-86, ИЛ-96, ТУ-204), а также другой авиационной техники, которую использует гражданская авиация России. «Этот опыт бесценен, уроки поучительны. В ошибках куется великое. Спасибо первопроходцам!»

***

«Нежность. Ее все время стыдятся. Ее прячут далеко в боковой карман. И вынимают в одиночестве по вечерам. Чтобы посмотреть, как она истрепана за день – наша нежность… И еще о смерти… Не бойтесь смерти. Смерть, — это так, добродушный сторож в парке, который сгоняет со скамеек засидевшихся влюбленных. А они не хотят уходить, а смерть все причитает надоевшим голосом: «Попрошу на выход, закрывается».

– Вот такая история, Принцесса, мне ее так подробно рассказал дядя Миша Головня, он как летчик восхищался Кузнецовым. Понимаешь, Ксения, Гарольд, он не боялся и не стыдился быть нежным в жизни, любить и быть нежным со своей Альбиной, любить и быть нежным со своим небом, любить не только сегодня свою авиацию, но и ее будущее, людей, ради которых он надиктовывал в микрофон последние в своей жизни слова. Такая вот у него оказалась самая чудесная в мире профессия – «хороший человек», вот и ты теперь знаешь и, надеюсь, запомнишь это странное имя навсегда, – Иван Шмелев выжидательно смотрел в текучие озера своей юной дочери и тихо радовался тому, что, кажется, она растет отзывчивым человеком.

– Папуля, смотри, какая Альбина Маклакова красавица, они были бы прекрасной парой, – девушка вдруг восхищенно взглянула на неподалеку расположившийся памятник. 
– Ах вы, девчата, вы даже в несчастии хотите красивого конца, – Иван медленно покачал головой. – Не хотел бы тебя разубеждать, но ведь они не выдуманные герои, а реальные, и судьба у них была настоящая, нет, дорогая, не были бы они красивой парой, может, там, на небесах? По возращении в Москву Альбина собиралась признаться Гарольду, что выходит замуж за совершенно другого человека. 
– Пап, тогда спой им на ближайшем концерте песню, ну так, в память, ну пожалуйста!
– Песню? Хорошо! «Это будет лучшая песня в СССР». Я спою ее для тебя.
«Чем больше вижусь». Музыка Гарри Уоррена, текст Самуила Болотина, поет Иван Шмелев.
Исполнение посвящается Гарольду Кузнецову, советскому летчику, командиру экипажа ТУ-104А, потерпевшего катастрофу 17 октября 1958 года.

В рассказе использованы четверостишия из песни «Солнечный зайчик», написанной поэтом Робертом Рождественским к кинофильму «Еще раз про любовь».

Каргополье, май 2021 г.

Комментарии оставить нельзя.

Вам понравится

Смотрят также:Читальня