27 октября 1984 года состоялось официальное открытие сквозного движения поездов по всей Байкало-Амурской магистрали. В Тынду одновременно прибыли составы из Усть-Кута и Комсомольска-на-Амуре…

Аббревиатура БАМ знакома практически каждому жителю страны, родившемуся еще при Советском Союзе. Эти три буквы вместили в себя огромный временной промежуток истории нашего государства, миллиарды потраченных рублей, сотни тысяч судеб соотечественников, которые неразрывно переплелись со строительством уникальной магистрали. О значении этой железной дороги для страны, рентабельности проекта и необходимости строительства магистрали продолжают спорить и в XXI веке.
Вне зависимости от существующих точек зрения об этой стройке необходимо помнить о том, что БАМ – грандиозное явление не только в отечественной, но и мировой истории. Это объективно продиктовано самыми разными факторами. Наиболее очевидный из них – расстояние. Протяженность стального полотна огромна – более четырех тысяч километров по непроходимой и необитаемой местности, которая враждебна человеку, по по-настоящему дикой природе. Отсюда возникает и второй образ — географическо-романтический. Достаточно представить себе все эти удивительные пейзажи от озера Байкал до реки Амур и портов Тихого океана на общем протяжении 4287 км.

Грандиозна эта стройка и по стоимости работ. Специалисты отмечают, что БАМ – это самое дорогое событие за время существования СССР. «Цена вопроса» определяется в 17 млрд 700 млн рублей в ценах 1991 года. 45 лет спустя после старта возведения выдающийся комсомольский проект не только окупил все вложения, но и стал одним из главных доноров российской экономики. Еще одним фактором грандиозности является количество вовлеченных в работы людей разного этноса. Байкало-Амурская дорога — по-настоящему всесоюзное явление, в закладке магистрали принимали участие представители 70 национальностей, а всего в разные годы здесь трудилось около двух миллионов человек.

НАЧАЛО ИСТОРИИ
Многие считают, что БАМ – это исключительно советский проект, относящийся преимущественно к эпохе застоя Леонида Ильича Брежнева и представляющий себе в первую очередь добровольцев-комсомольцев, которые охотно позируют на фоне удивительной красоты таежных пейзажей. Однако идея прокладывания в этих местах железной дороги возникла задолго до появления стройотрядов, и даже не на заре зарождения советской власти в 1920-е годы. Первые разговоры относятся еще к концу XIX века, а первые идеи о постройке полотна в районе озера Байкал зазвучали в 1887 году. По первоначальным планам по тем местам, где в итоге был построен БАМ, должен был пройти Транссиб.

Укладка пути на Среднесибирской железной дороге в 1898 году.
Тогда рассматривались два варианта строительства – северный и южный пути. Южный был относительно простым и более убедительным. За него высказывался известный русский инженер Орест Вяземский. Несмотря на это северный вариант дороги к Тихому океану также был рассмотрен еще в XIX веке. В тех местах, где сегодня пролег БАМ, побывали две экспедиции, возглавляемые изыскателями Людвигом Прохаски и Николаем Волошиновым. Исследователи столкнулись с тяжелейшими климатическими условиями и труднопроходимостью. По их отчетам территория здесь была непригодной не только для прокладывания железной дороги, но и для будущего пребывания людей.
В отчетах они также отмечали, что полотно прошло бы в районах «севернее черты успешного хлебопашества», отдельно подчеркивая тот факт, что данные земли нельзя рассматривать, как запас земель для заселения. Все это подтвердится в скором будущем. Сегодня многие поселки и города вдоль магистрали пустеют, люди массово покинули эти места. Но в конце XIX века даже проведение изыскательных работ тут было крайне сложным. По сути, настоящего прорыва добились только с развитием авиации и запуском спутников, которые и помогли сделать необходимые исследования (аэро- и космические съемки местности), настолько тяжела была данная территория для передвижения по грунту. Уже в конце XIX столетия решение о строительстве здесь чугунного полотна было отложено, так как проект признавался трудноосуществимым во всех смыслах и очень дорогостоящим.
Строительство Транссиба сдвинулось на юг. При этом уже в XIX веке звучали аргументы, которые часто будут встречаться и в дальнейшем. В частности, уже тогда отмечалось, что проход Транссибирской магистрали по сегодняшнему БАМовскому маршруту до реки Амур будет существенно короче, примерно на 500 верст. Еще одним доводом за строительство в труднодоступной местности была стратегическая удаленность от границы с Китаем. В XXI веке этот аргумент только прибавил в весе вместе с многократным ростом военно-технического потенциала главного восточного соседа.

ПЕРВЫЕ СОВЕТСКИЕ ПРОЕКТЫ БАМА
В конце 1920-х годов к идее строительства вернулись вновь. В 1928-м состоялась презентация очередной версии фантастического проекта Великого северного ж.д. пути, который должен был пронзить страну от Мурманска до Татарского пролива через Котлас, Сургут и Енисейск. Автором его стал Александр Алексеевич Борисов. Проект уже тогда признали невозможным к реализации из-за огромных трудозатрат и стоимости. В то же время была принята альтернатива в качестве развития Северного морского пути (СМП).

Со временем от проекта Борисова остался непосредственно лишь сам БАМ. Данная аббревиатура впервые появилась в 1930 году. Решение о том, что Байкало-Амурская магистраль действительно актуальна, сформировалось именно в начале 30-х годов XX века. Решение же о развертывании полотна в том виде, в котором оно существует и сегодня, было принято в апреле 1932-го. Речь идет об участке железной дороги от Тайшета до Советской Гавани.
Строительство дороги обосновывалось двумя основными факторами. Во-первых, экономическим – страна испытывала необходимость в большом количестве ресурсов. Освоение новых месторождений полезных ископаемых, доступ к которым могла обеспечить железнодорожная инфраструктура, решало эту задачу в интересах народного хозяйства. Во-вторых, стратегическим – БАМ был необходим как безопасный вариант переброски войск и грузов на Дальний Восток и с Дальнего Востока. «Железку» отодвигали на безопасное расстояние от границ страны. Захват китайцами участка КВЖД в 1929 году наглядно показал уязвимость коммуникаций СССР. Подливала масла в огонь и усиливающаяся мощь Японии, которая в 1930-е развязала полномасштабную войну на ДВ. К тому же политика Токио была откровенно милитаристской и недружественной Советскому Союзу.

Первые работы начались уже в 1932 году, но к осени стало очевидно главное – на стройке не хватает трудовых рук. Об этом говорили и самые первые изыскания, проведенные еще в конце XIX века. Местность была не только малопреодолимой, но и абсолютно незаселенной, практически безлюдной. Рабочих и специалистов сюда необходимо было везти из других регионов государства. Попытка завербовать на строительство 25 тыс. человек провалилась – добровольцев набралось едва 10% от запланированного объема. Тогда было принято решение использовать труд заключенных. Уже в октябре 1932 года вопрос о развертывании БАМа передали в ведение ОГПУ. В том же году был образован БАМЛаг.

Памятник летчикам-изыскателям БАМа.
При этом реально строить магистраль начали лишь к 1938 году. Первыми были работы по подходам к будущей дороге от Транссиба. Они были нужны для подвоза необходимых грузов для обеспечения хода самого строительства, речь идет об участках Бам – Тында (Бам – название станции на Транссибе) и Известковая – Ургал. На эти работы наложила отпечаток Великая Отечественная война. Рельсы с готовых участков пришлось вывозить в европейскую часть России для строительства Волжской рокады под Сталинградом. Ж.д. от Иловля (вблизи Сталинграда) до станции Свияжск (вблизи Казани) была жизненно необходима сражающейся стране. Значение этой железной дороги после того, как немцы вышли к Волге, возросло еще сильнее.

ПОСЛЕДНЯЯ «СТРОЙКА ВЕКА» СССР
С конца 1930-х до конца 1950-х годов стройка на БАМе то начиналась, то вновь останавливалась, работы носили временный характер. Это было продиктовано как вполне объяснимыми факторами, строительству серьезно помешала война и последующее восстановление народного хозяйства, так и тем, что труд заключенных являлся не самым производительным решением.

Серьезно и на новом уровне к вопросу постройки БАМа подошли в 1970-е годы, и за 12 лет основные работы на магистрали были завершены. Новый подход советской власти основывался в первую очередь на поощрении строителей, как материальными благами: высокие заработные платы (средняя «получка» некоторых работников доходила до 700–750 рублей), сертификаты на получение автомобилей (необходимо было проработать непрерывно не меньше 2,5 лет), так и лучшим материально-бытовым обеспечением граждан: снабжение дефицитными товарами, фруктами/овощами, доступ к товарам иностранного производства (одежда, бытовая техника и электроника).

Схема Байкало-Амурской магистрали.
Такие меры в совокупности помогли привлечь на строительство сотни тысяч строителей-добровольцев со всей страны и серьезно подкрепляли романтическую составляющую, которую лучше всего описывает строчка из популярной советской песни: «А я еду за туманом, за мечтами и за запахом тайги».

Но даже в тех условиях обойтись одной лишь помощью добровольцев из многочисленных стройотрядов не получалось. Самые сложные участки трассы, находящиеся восточнее Тынды, расположенные в самых глухих, безлюдных и труднодоступных местах, строили железнодорожные войска. Без помощи со стороны Минобороны и МВД построить БАМ к 1984 году силами одних лишь «комсомольцев-романтиков» не получилось бы никак.

То, что считалось абсолютно нереализуемым в конце XIX века, казалось возможным, но очень трудозатратным в 1930-е годы, удалось осуществить с 1972 по 1984 г. Именно в 1984-м было уложено так называемое «золотое звено», соединившее трассу на всем протяжении пути.

При этом в эксплуатацию Министерству путей сообщения дорогу сдали только в 1989-м, именно с этого периода трасса заработала на регулярной основе. И лишь в 2003 году в вопросе строительства «брежневского» БАМа была окончательно поставлена точка. Строители закончили самый длинный в России тоннель – 15-километровый подземный участок, известный как Северомуйский. Строительство данного участка с перерывами шло 26 лет.

Реализовать очень сложный во всех отношениях проект строительства железной дороги, более половины которой проходит в зоне вечной мерзлоты, пересекает 11 крупных рек, а также большое количество горных хребтов, можно было только материально простимулировав сам труд людей. На всем протяжении магистрали расположено более двух тысяч больших и совсем маленьких мостов, поэтому распространение получила шутка, что БАМ – это мосты, соединенные дорогами, она наглядно демонстрирует все трудности налаживания и труднодоступность местности, на которой велась масштабная стройка.

БАМ СЕГОДНЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ ДОРОГИ
Сегодня БАМ пропускает примерно от 12 до 14 млн тонн грузов ежегодно. Для сравнения: Транссиб – около 180 млн тонн. Однако потенциал у дороги есть. По сравнению с обвальными показателями конца 1990-х, когда линия практически умерла, грузооборот снова вырос в 3–4 раза, и перспективы для его увеличения имеются. По-прежнему актуально освоение недр, к которым подходит ж.д. До строительства БАМа оно было просто невозможно. Никуда не исчезло и стратегическое значение магистрали для страны. Дорога находится на серьезном отдалении от китайской границы.

Кодарский тоннель, восточный портал, БАМ.
Дальнейшее развитие полотна предполагает в первую очередь строительство вторых путей на тех участках, где это возможно, и проведение дальнейшей электрификации, которая на большей части обслуживается тепловозным транспортом. Все эти работы направлены на увеличение грузопотока, от которого напрямую зависит рентабельность и самоокупаемость магистрали. Согласно озвученным российским правительством перспективам, перевозку грузов по БАМу планируется увеличить до 30–50 млн тонн в год, делая основной упор на пропуск товарных поездов.

При этом в последние годы к народно-хозяйственной и стратегической функциям БАМа добавилась еще одна. Дорога становится актуальной транзитной магистралью и не только для грузов специального назначения или военных. Важно также понимать, что БАМ оказывается короче Транссиба от Тайшета до морских портов: Владивостока на 200 км, Ванино – почти на 500 км, для отправки грузов на Сахалин, Камчатку и в Магадан – на 1000 км. В последние годы БАМ все больше используется для транспортировки угля, который Россия достаточно активно продает различным странам на мировом рынке.
                                                                                                                                Сергей Юферев
Октябрь 2021 г.

ТАЕЖНАЯ РОМАНТИКА БАМА
«На призыв строить Байкало-Амурскую магистраль откликнулись все республики СССР: битвы за комсомольские путевки разворачивались нешуточные. Молодые романтики со всего Союза, не зная, что их ждет впереди, стремились попасть в зону вечной мерзлоты и испытать себя. Кто-то оставлял свои семьи на малой родине и в одиночку ехал покорять тайгу. Тем более что поначалу ни о каких бытовых удобствах и развитой инфраструктуре для семейных и речи быть не могло – исключительно походная романтика при –30–45^о. Но много было и тех, кому БАМ подарил не только друзей на века, но и любовь: одинокие комсомольцы, отправившиеся по зову сердца в далекий край, счастливо влюблялись, женились, рожали детей и до сих пор вспоминают то время с теплотой в сердце.

В одной только Тынде в год в среднем справляли по 500–600 свадеб. За десять лет с 1974 года статистики загса хранят записи о почти шести тысячах регистраций браков. Никого из таежных романтиков не смущало, что регистрация брака проходила не в пышном дворце, украшенном воздушными шарами и цветами, а в крохотной и тесной квартирке.

«Комсомолка» дозвонилась до начальника отдела загса по Тынде и Тындинскому району Управления загс по Амурской области.

– Ох, давно это было, конечно, но все архивы с тех пор уцелели. Время-то какое золотое было: со всего Союза к нам в Тынду ехали романтики! – Галина Вородюхина шумно вздыхает в телефонную трубку. – За десять лет, с 1974 по 1984 год, в Тынде играли свадьбы постоянно. Гуляли всем городом! Нередко браки были многонациональными. В 74-м и вовсе каждая вторая пара – супруг или супруга с Украины. С тех пор даже улицы остались с говорящими названиями – Одесская, Киевская, Донецкая, Запорожская, Украинская. Они, правда, сейчас негусто застроены и населены, но тем не менее. А вообще, если смотреть на перечень фамилий в длинных списках, то можно помимо русских увидеть украинские, белорусские, еврейские, грузинские, молдавские, азербайджанские, армянские фамилии. Любовь ведь понятие интернациональное.

По рассказам Нины Титомир, строительницы БАМа, Тында стала точкой притяжения для ребят и девушек со всего Союза. Те, кто не смог отправиться на строительную передовую, всей душой болели и переживали за комсомольцев. Телеграммы, подарки, посылки со сладостями, теплыми вещами, открытками мешками приходили в Тайгу.
– Старожилы помнят посылки с книгами, сувенирами, присланными с Молдавии в адрес молдавского отряда, которые даже с таким адресом как «Иркутская область – комиссару молдавского отряда Тапамир Владимиру» доходили до Тынды. Помню даже яблоки, пришедшие в ноябре месяце – целых 225 посылок, когда загрузили полный «Магирус» и развозили их по школам и садикам. А операция «Орешек»! Когда сотни молдавских школьников высылали в адрес отряда посылки с орехами! – Это непередаваемые впечатления!

Прикоснуться к большой романтике исторической комсомольской стройки века приглашаем в посвященной ей литературно-художественно-музыкальной композиции.

ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО В ГОСТЯХ У «КОМСОМОЛКИ» ВСПОМИНАЕТ БАЙКАЛО-АМУРСКУЮ МАГИСТРАЛЬ
— Евгений Александрович, вы несколько раз были на БАМе. Сейчас часто вспоминаете «стройку века»?
— А что тебе так БАМ дался? В России не хватает врачей: больницы и регионы переманивают их зарплатами, квартирами и грантами в миллион рублей. Я же написал поэму о БАМе.
— Мы знаем.
— А вы эту поэму долго писали?
— Да нет.
— Там есть чисто репортажные кусочки. Это из газет? Или сами все видели своими глазами?
— Сам… И еще тебе скажу насчет БАМа. Те люди, которых я там видел — не в укор нашему сегодняшнему обществу — были интернационалистами не на словах, не на лозунгах. У них в крови, в душе был полный интернационализм. На БАМе все национальности работали. И так же было на Братской ГЭС, так же было всегда. Был интернационализм нормальный. Никаких ссор не было. Всяких этих гадостей не произносилось.
Что же касается моей поэмы о БАМе… Это была честная поэма. Никем не заказанная. Никаким правительством. Я очень рад, что это написал. Я ее сейчас буду включать в свое собрание сочинений. Там у меня 22 поэмы. «Просека» будет тоже. Я ее чуть подправил.
— А чего подправили?
— Чуть-чуть. Косметически. Не испортил, но поправил.
 
ПОЭМА «ПРОСЕКА»
Автор стихов — Евгений Евтушенко
Художественное оформление — изорепортаж Юрия Титова из цикла «Байкало-Амурская магистраль»
Музыкальное оформление — песни советского периода о БАМе

ПРОЛОГ

Я не то чтобы просто художник –
я совсем не из признанных роз,
Я сибирской земли подорожник,
распрямлявшийся после колес.

И телеги по мне колесили,
И машины, и танки ползли.
Я, хрустя, прорастал из России,
Из горчайше-сладчайшей земли.

Вроде буйного чертополоха,
Я от пыли себя не спасал.
Твою кровь, твои слезы, эпоха,
Я в двужильные стебли всосал.

Я асфальт рассекал и не каюсь,
Что своей прямоте вопреки
Изворачивался, натыкаясь,
На асфальтовые катки.

Как за веру кривыми ростками,
Я держался за веру свою.
Пробивал я лежачие камни
И еще попадутся – пробью!

Мои стебли – они жестковаты,
И к букетам они не идут.
Подорожник кладут не в салаты –
Подорожник на раны кладут.

«Песня трудовых резервов». Музыка Владимира Захарова, текст Михаила Исаковского, поет Иван Шмелев. 

I

«Байкал», 1976 г.
Десятки километров горных тоннелей прорежет магистраль, прежде чем выйдет к Байкалу. Опоясав его с севера, БАМ улучшит доступ к озеру туристов, увеличит число сибирских здравниц.

Я — на пароме,
как на пороге
другого берега реки,
и тихо, пленно
глядят на Лену
с парома грязные грузовики.

Вздыхает кузов от перегрузов,
И на пароме плывет как все,
Саранка с МАЗом алым глазом
глядит сквозь глину на колесе.

Шофер читает,
что там в Китае.
Щебечут бамовки в осьмнадцать лет —
то о лебедках,
то о колготках,
которых даже на БАМе нет.

И экскаватор,
невиноватый,
что, кем-то брошенный, по грудь завяз,
в реке ржавеет
и так жалеет
японцев, делавших его для нас.

Лесоповальщик,
присев на ящик,
с усмешкой цедит из-под усищ:
«Народ — с размахом!
Всех побивахом!
Что стоит в реку швырнуть сто тыщ!

Сто — в инвалюте!
Какие люди
в стране, в Советской, товарищ, есть!
Машина канет
лежачим камнем…
Как эти камни в стране учесть?!»

Грозя растяпам,
он мокрым трапом
идет, нагнулся — его рука
у сапожища
чего-то ищет:
достал трепещущего малька.

«Ишь, заполошный,
юнец оплошный…».
И бросил в Лену:
«Живи! Плыви!»
И спрыгнул с трапа,
увидев трактор:
«А ну-ка, парень, останови!»

В кабине парень
глазищи пялит:
«Ты что, начальник?» —
«Всех тракторов!
Пока не поздно,
спасем японца.
Зацепим тросом — и будь здоров!»

Кляня погоду,
он лезет в воду,
уже три трактора мобилизнув,
и, полуголый орет, веселый,
в трусах, в ушанке, зол, белозуб.

Троса — на месте.
Он — в рыжем тесте.
Как будто ангелы, матюги
над ним летают,
и дождь глотают
его оставленные сапоги.

И экскаватор
чуть косовато,
но проволакивается сквозь грязь.
Грязищей сытый,
кричит спаситель:
«А ну, утопленничек, вылазь!»

Лесоповальщик,
слегка бахвальщик,
так победительно глядит на всех
и ошаленно
ныряет в Лену:
«Теперь и выкупаться не грех!»

Над пенной Леной,
над всей Вселенной
он улыбается чертям назло,
и трактористы
смеются: «Ишь ты!
С таким начальником нам повезло!»

«БАМ». Музыка Дмитрия Покрасса, текст Михаила Вершинина, поет Александр Розум.

В такой породе,
в таком народе
я начальника себе нашел.
В нем нету спеси.
Он любит песни —
он весь из песен произошел.

Они раздольны.
Они разбойны,
как свист во муромском во лесу,
и мой начальник,
шутник-печальник,
порой роняет в стакан слезу.

Полслова скажет,
а как прикажет,
прикажет звездами, землей, листвой!
Народ-начальник, —
ты не молчальник.
Я — твое горло, а голос — твой.

Народ обманешь —
себя обмажешь
неотдираемым навек дерьмом.
За правду-матку,
а не за взятку
народ помянет тебя добром.

Он щедр на ласку,
на стол, на пляску,
на смех, на сказку, на ремесло.
Народ-начальник, —
он из отчаянных.
С таким начальником мне повезло.

«После работы», 1981 г.
После напряженного трудового дня будет вечер, приходит минута, когда волей-неволей уходишь в себя. Есть большой человеческий труд, есть передышка.

II

«Таежный десант», 1976 г.
Первыми забрасываются на вертолете изыскатели, геодезисты и представители санитарной инспекции. Они определяют место будущего поселка, валят лес.

Его фамилия — Кондрашин,
как это я узнал потом.
В тринадцать, что-то там укравший,
он отдан был отцом в детдом.

Потом был флот.
Была подлодка.
Шофер. Авария. Спасли.
И привыкал он долго, кротко
к самой поверхности земли.

Когда на койке-невеличке,
как запеленатый лежал,
из коробков рассыпав спички,
дороги он сооружал.

Воспоминаньями терзаясь,
по рельсам ездила рука.
Он убегал из детства зайцем
на поезде из коробка.

И убежал…
Потом в итоге,
болезнь осилив, словно вол,
он от игрушечной дороги
на настоящую пошел.

Он странной, дикой силой влекся
туда, где дикая земля.
Читал и занимался боксом,
Дорогу строил и себя.

Как говорят в газетах: вырос.
В грязи и радости труда
ему Россия так явилась,
как не являлась никогда.

В размахе Братска и Тайшета,
в мерцанье снега и росы
ему открылось, как душевна
бывает дружба на Руси.

«До отправленья поезда осталось пять минут». Музыка Александры Пахмутовой, текст Николая Добронравова, исполняет ВИА «Надежда».

Мхом не оброс в тайге. Не запил.
Учился. Книжки собирал.
И не влекло его «на запад» —
«на запад», то есть за Урал.

Он вел дневник, грыз авторучки
под рев машин, под шум ветвей
и размышлял не о получке —
о прошлом Родины своей.

Все, что забыто, ни забвенья,
ни полузнанья не простит.
Веков разорванные звенья
соединял его инстинкт.

Он был глотатель книжек честный —
не про шпионов и воров.
В нем свои шпалы клал Ключевский
с таежным отсветом костров.

Порой, смертельно уставая,
он полубредил у костра,
как будто сам вбивает сваи
в туманном городе Петра.

Умел он в рельсах Братска видеть
красногвардейские штыки,
и в Ангаре помог он выплыть
Чапаю из Урал-реки.

Пройдя трясину опасенья,
что правда выродится в ложь,
он в социальных потрясеньях
увидел праведную мощь.

И потому так полноправно
его толкал на мятежи
подмен движенья, то есть правды,
сырыми пролежнями лжи.

Он — в бой с лежачими камнями.
Он их долбил как долото,
Он отвергал пустое знамя:
«Движенье — все, а цель — ничто».

И в нем рождалось чувство цели.
Оно влекло его вперед,
порой тяжелое, как цепи,
что на колесах в гололед.

«Зимний лагерь», 1981 г.
Какая это разнообразная трасса в ее сиюминутном состоянии! Объехав и облетев ее, можно увидеть льды, бескрайнюю водную гладь, отроги гор, растительность тропиков и крайнего севера, строящиеся поселки и обжитые города.
Но на БАМе, пока идет стройка, есть всегда передний край и его жилище – лагерь.

Любовь? В любви он счастлив не был…
Все годы лучшие свои
Он знал, кто друг,
он знал, кто недруг
и было все не до любви.

Но, возвратясь из-за границы
к родным вареньям и грибам,
звезда прельстительной столицы
своим лучом задела БАМ.

Благословляя первый поезд,
рабочим пела та звезда
и по-английски, и по-польски,
и по-испански иногда.

«Этот поезд — БАМ». Музыка и стихи Дина Рида, поет Дин Рид.

Она, признаться, пела скверно,
а он забылся под мотив,
от одиночества, наверно,
жар неизвестный ощутив.

И на банкете он влюбленно
сидел до той поры, когда
«А как у вас насчет дубленок?» —
по-русски выжала звезда.

И подарило ей начальство
без всяких там презренных «рэ»
дубленку, что предназначалась
по очереди медсестре…

…Кондрашин чай хлебал внакладку,
не веря славе завозной,
когда я в драную палатку
ввалился с книжкой записной.

«Вопросы? А не про Египет?
Про БАМ?
Везет же мне, везет…
Отвечу… Только надо выпить
на пару — чайничков пятьсот…».

Шагнул я было из палатки,
пожал плечами, уходя,
но вдруг боксерские перчатки
в скулу ударили с гвоздя.

Ну и народ — ну и начальник!
Я сел за стол: «Откроем счет
чаям… А что ж неполный чайник?
Начнем… Дойдем до пятисот!»

«Город начинается с палаток», 1981 г.
Все дальше и дальше шагает БАМ. Отстроив участок трассы, первопроходцы уходят вперед.

Его фамилия — Кондрашин.
Он смотрит в душу мне в упор.
Он знает правило, что зряшен
односторонний разговор.

В нем древний клич:
«Сарынь на кичку!»
и стон есенинских берез.
«Историк» — дали ему кличку
и в полушутку, и всерьез.

Всерьез он этой клички стоит.
В нем — глубина земных корней.
Тот, кто история, — историк,
а не кормящийся при ней.

Он спорит яростно, красиво,
ладонью воздух раскроя…
Его фамилия — Россия,
такая точно, как моя.

В какой бы ни был я трясине,
я верой тайною храним;
моя фамилия — Россия,
а Евтушенко — псевдоним.

Вся моя сила — только в этом.
Она — земля, не пьедестал.
Народ становится поэтом,
когда поэт народом стал.

«Витим», 1981 г.
Сотни лет селения по берегам Лены, Амура, Киренги, десятков других рек жили полной жизнью только в дни короткого, зажатого между июнем и августом лета, когда по рекам идут пароходы, катера, мчатся моторки. Между Байкалом и Тындой катит свои воды суровый и своенравный Витим.

III

Когда я говорю: «Россия»,
то не позволит мне душа
задеть хоть чем-нибудь грузина,
еврея или латыша.

Я видел Грузию на БАМе!
Там, как в тбилисской серной бане,
от пота ярого мокры,
грузины строили поселок
без причитаний невеселых
в кусачих тучах мошкары.

«Лагерь изыскателей», 1976 г.
Отсюда из района ручья Гагаичи на восток, навстречу строителям, пробивающим дорогу из Комсомольска-на-Амуре, вышел ударный отряд Владимира Борисовича Скорнякова.

Шагая даже по трясинам,
грузин останется грузином!
Как и всегда, был он большой
гостеприимный дух грузинства,
а из семян всходила киндза
в обнимку с нашей черемшой.

О, витязи в медвежьих шкурах,
небрежные на перекурах!
Когда их с треском грозовым
пожары пламенем прижали —
бежали робкие пожары
от наших доблестных грузин.

Я был сознательным ребенком.
«СССР» — я октябренком
нес на детсадовском флажке.
И я был чист в порыве детском,

Но я пишу не на советском —
пишу на русском языке.

Мне псевдорусского зазнайства
дороже сдержанность нанайца,
но я горжусь, России сын,
с наследным правом невозбранным
Кремлем, как Матенадараном
гордится каждый армянин.

Встают за мной Донской Димитрий,
и Аввакум в опальной митре,
и Ферапонтов монастырь.
За мной — Кижи, скитов избушки.
за мною — Петр Великий, Пушкин,
за мной — Ермак, за мной — Сибирь…

«Тында строится», 1981 г.
Пришла большая жизнь в тайгу, где катит свои воды вдоль редких деревушек Амур, шумят окрест леса, богатые цветами, ягодами, орехами, грибами. Пришел человек в край морозов, что пробирают до костей, жары до одурения, беспросветных дождей, и несет он с собой городской комфорт, мощные промышленные предприятия, свет, тепло. И вот уже вчерашний поселок Тында встречает нас гостиницами, ресторанами, юркими «жигулями».

Мы будем, словно Петр в Гааге,
учиться — только не отваге,
не щедрости, не широте,
и мы в духовные холопы
Америки или Европы
не попадем по простоте.

И русский русским остается,
когда в нем дух землепроходства.
Дай твою шапку, Мономах, —
у нас в ушанках недостача!
Мы сбросим груз камней лежачих,
обломовщину обломав!

Благословляю все народы,
все языки, все земли, воды,
все бессловесное зверье.
Все в мире страны мне родные,
но прежде всех моя Россия —
ты, человечество мое!

«Тайга отступает», 1976 г.
Основав поселок, построив дома, таежный десант делает очередные шаги. На месте просеки возникнет автодорога, по которой пойдут тяжелые грузы, техника, топливо. От высадки десанта и до полнокровной связи с Большой землей проходит примерно полгода.

IV

Мое человечество
входит бочком в магазин,
сначала идет
к вяловатой проросшей картошке,
потом выбирает
большой-пребольшой апельсин,
но так, чтобы кожа
была бы как можно потоньше.
Мое человечество
крутит баранку такси
с возвышенным видом
всезнающего снисхожденья,
и, булькнув свистулькой,
как долго его ни проси,
само у себя
отбирает права на вожденье.
Мое человечество —
это прохожий любой.
Мое человечество —
строит,
слесарит,
рыбачит,
и в темном углу
с оттопыренной нижней губой
мое человечество
кем-то обижено, плачет.

«Мы строим», 1976 г.
Пока что основной строительный материал – дерево. Ель, сосна, пихта. Светлый, солнечный материал. На трассе появились города Усть-Кут, Звездный, Магистральный. Скоро будут леспромхозы, горнорудные предприятия.

И я человек,
и ты человек,
и он человек,
а мы обижаем друг друга,
как самонаказываемся,
стараемся взять
друг над другом
отчаянно верх,
но если берем,
то внизу незаметно оказываемся.
Мое человечество,
что мы так часто грубим?
Нам нет извиненья,
когда мы грубим, лишь отругиваясь, —
ведь грубость потом,
как болезнь, переходит к другим,
и снова от них
возвращается к нам
наша грубость.
Грубит продавщица,
и официантка грубит.
Кассирша на жалобной книге
седалищем расположилась,
но эта их грубость —
лишь голос их тайных обид
на грубость чужую,
которая в них отложилась.
Мое человечество,
будем друг к другу нежней.
Давайте-ка вдруг
удивимся по-детски в толчище,
как сыплется солнце
с поющих о жизни ножей,
когда на педаль
нажимает, как Рихтер, точильщик.

«Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Верховного совета СССР Л.И. Брежнев среди строителей Байкало-Амурской магистрали», 1981 г.

Мое человечество,
нет невиновных ни в чем.
Мы все виноваты,
когда мы резки,
торопливы,
и если в толпе
мы толкаем кого-то плечом,
то все человечество
можем столкнуть, как с обрыва.
Мое человечество —
это любое окно.
Мое человечество —
это собака любая,
и пусть я живу,
сколько будет мне жизнью дано,
но пусть я живу,
за него каждый день погибая.
Мое человечество
спит у меня на руке.
Его голова
у меня на груди улегается,
и я, прижимаясь
к его беззащитной щеке,
щекой понимаю —
оно в темноте улыбается.

«Песня», 1976 г.
Здесь строят, учатся, влюбляются, идут нелегкой дорогой первопроходцев, мечтают и твердо верят, что изменят облик Сибири. Какая черта объединяет бамовцев – здесь все и все молоды. Поэтому без гитары нельзя. Об этом песня.
«Большой привет с большого БАМа». Музыка Александра Морозова, текст Виктора Гина, поет Эдуард Хиль.

V

В тайге под Кунермой —
лежачие ржавые камни,
На камни срываются
пота рабочего капли,
и вмиг исчезают они,
зашипев кипятком,
угрюмо засасываемые мхом.

«Уголь Якутии», 1981 г.
Город Нерюнгри стоит на угле. Горы и тайга вокруг – на угле, реки текут по угольным пластам. Здесь все на угле. Сверху культурный слой, а все остальное – кладовая ископаемых.

В глазах рябит от грохота, просверка,
Груздями раздавленными
землю вымостив,
в стонах деревьев
рождается просека —
пространство,
вырванное у непроходимости.

Не обижайтесь, березки и сосенки,
и не оплакивайте себя,
Преодоленье пространства
собственного —
это России судьба.

И падая, падая, падая, падая,
Деревья почти не вступают в спор.
И лист золотой рассекается надвое,
Шелково падая на топор.

«Первый дом», 1976 г.
Строятся первые квартиры города Нерюнгри. Это будут со всеми удобствами двух- трехкомнатные квартиры и даже по московским меркам вполне благоустроенные. В тайге не только работают, здесь живут.

Есть ярое что-то
от русской старинной артели
в ребятах, которые бамовским потом
насквозь пропотели.

На них — ни лаптей,
ни посконных рубах,
ни креста на гайтане,
Но даже бульдозер японский
рокочет «Дубинушку» втайне.

Во что же вы верите,
если не верите в бога?
Работа любая без веры во что-то убога.
Опасней безверья — подложная ложная вера.
Но в чем заключается
лжи или истины мера?

Мне бывший солдат
отвечает с наигранным видом
пужливым:
«Я слишком застенчив,
а вы — слишком быстрый —
все сразу скажи вам…».

Насмешливо щурится
бывший инспектор ГАИ:
«В права…
Но когда не чужие права, а мои…».

«В чо верю? —
зиминский чалдон размышляет,
вздыхая,
— В людей…
Разве это, по-вашему, вера плохая?»

Два брата из Вологды
в голос один пробасили:
«В Россию».

«Оленьи тропы», 1981 г.
Здесь в районе БАМа природа очень ранима. Нарушив ее первозданное состояние, можно получить селевые потоки вместо вечной мерзлоты, болотные ряски вместо перламутровых глубин, пустоши на месте вековой тайги. Известно, например, что истребленный моховой покров – ягель – не восстанавливается и через 20 лет. Надо не менее полусотни. Принято считать, что ширина зоны влияния дороги 300–400 километров. Вот и считайте ее влияние на окружающую среду в квадратных километрах. Велика Сибирь, одна четверть всей Азии. Но чем больше богатство, тем ценнее оно, тем паче требует глаз да глаз.

И буркнул верзила из Шуи,
ногою сгребая еловые шишки:
«В хорошие книжки,
да только они не в излишке…».

И так повариха сказала,
мешая половником гречку:
«В нечто…».

«Бамовский вальс». Музыка Серафима Туликова, текст Михаила Пляцковского, исполняет ВИА «Самоцветы».

А самый старший в бригаде —
тридцатилетний Кондрашин
вопросом по поводу веры
нисколечко не ошарашен.

Жесткой злой бородищей
Цвета смоленых шпал,
Всем видом он выражает –
Не такого напал.

Он и кайлил, и лопатил,
он и таскал треногу:
«Не верю ни в бога, ни в черта:
верю — в дорогу!»

«Рельсы», 1981 г.
Характерные для стройки сравнения и слова – «все, как на фронте», «наступление», «штурм», «бросок», «атака», «вперед!».
БАМ – это призыв к патриотизму и воспитанию характера.

Кругом — Куликовое поле
поваленных сосен и лиственниц.
Медведь из малинника
пятится задом, облизываясь.

Одна ягодиночка
в шерсти дремучей запуталась,
как будто забылась,
как будто о чем-то задумалась.

И, может, ей хочется спрыгнуть
с дразнинкой таежной дикой
в рабочую рыжую каску,
наполненную голубикой.

Встает с перекура Кондрашин,
в каску ладонью ныряет,
и полную горсть голубики
в улыбку свою швыряет.

Кондрашин ведет бульдозер,
смеясь голубыми зубами.
Улыбку лежачие камни
встречают гранитными лбами.

И цедит сквозь зубы Кондрашин
при каждом таком натыканьи:
«Нам бурелом не страшен.
Загвоздка — лежачие камни.

Не надо излишней тревоги,
а надо в обход, не озлобясь.
Всегда против новой дороги —
замшелая твердолобость.

Об эти лежачие камни
глупо с размаху сломаться.
Умней идти не рывками —
бочком обойти, как по маслу.

И надо вернуться после,
раз поперек попались,
и вывернуть их из почвы,
в которой они окопались.

«БАМ живет», 1976 г.
Путеукладчики торопятся. Скоро здесь пойдут тяжеловесные составы поездов. Это будет скоростная, автоматизированная, самая технически оснащенная магистраль страны.
«Строим БАМ». Музыка Виталия Петрова, текст Зиновия Бинкина, исполняет ВИА «Самоцветы».

Недопустимы вздохи,
непозволительны охи.
Всегда против духа эпохи —
лежачие камни эпохи».

И с бамовских грозно скрежещущих просек,
с этих камней и пней
я вижу эпоху, которая даже не просит —
требует слова о ней.

«Новый город Нерюнгри», 1981 г.
Это лишь первые шаги города, если хотите – плацдарм для будущих проспектов и площадей. Зодчие и художники спроектировали современный город с красивым звучным именем Нерюнгри. Теперь он рождается в тайге.

VI

Когда распадается
чувство действительности,
как будто действительности — никакой,
то страшно хочется лечь и вытянуться,
не шевеля ни рукой, ни ногой.

«Ногой шевелить?
Еще можно во что-нибудь вляпаться…
Рукой шевелить? Не оттяпали бы руки…».
Таков шепоток человеческой
внутренней слабости
и подлые внешние шепотки.

И так лежит человек, не шевелится,
хотя он при этом весьма шевелится:
на службу ходит и в тирах целится,
на выпивончиках веселится.

Но это его движение ложно:
все это лежа, лежа, лежа.
Просторна планета, но тесно на ней
от бодро ходячих лежачих камней.

Пыхтит история, их раскачивая,
а потом огибает — они не в счет,
Под лежачих людей, под идеи лежачие
история не течет.

«Изыскатели», 1981 г.
Анна Карамышева и Меланья Никитина.

От Родины так далеки, как пришельцы,
собственные замшельцы.

Они, залежавшиеся, истертые,
торчат, застряв посреди быстрины,
но когда исчезает чувство истории,
исчезает чувство страны.

А страна существует, живая, а не лежачая,
хотя и с грузом лежачих камней,
своим движением нас лишающая
права быть неподвижными в ней.

«Строительство Южноякутского угольного разреза», 1981 г.
Слой за слоем снимаются тысячелетние наносы, и вот-вот откроется черное золото Якутии.

А страна существует, особенная, великая,
со свистом ракетным и «Цоб-цобе!».
И пусть ей подсказывают, шипя и мурлыкая,
она сама разберется в себе.

Страна без подсказки когда-то попрала
лежачий валун крепостного права,
сама отшвырнула без просьб и поклона
лежачий камень царского трона.

И с шара земного,
покрытого черной золою дымящей,
столкнула фашизм, словно камень давящий,
и вырвала собственными руками
стольких трагедий лежачий камень.

Стоят за спиной Кондрашина
призраки над скреперами:
«Мы начали БАМ в тридцатых.
Мы строили здесь, умирали.

Но здесь начинал, на БАМе,
ночами, когда ни зги,
молоденький Вася Ажаев
роман «Далеко от Москвы».

Верили мы упрямо
в Родину и народ
и, вывернув рельсы БАМа,
их отправляли на фронт.

Кожу с ладоней кровью
приклеивал к рельсам мороз,
как будто бы письма фронту
о том, что мы с фронтом не врозь.

«Мороз», 1981 г.
Перед тем, как положить рельсы, нужно сделать насыпь. И днем, и ночью БелАЗы везут грунт.

Имя Родины свято.
Да не забудется вам,
что воевал когда-то
под Сталинградом БАМ.

И надо держаться, чего бы нам это ни стоило,
а не идти, обезверясь, ко дну.
Лишь тот, в ком нету чувства истории,
теряет веру в такую страну.

Я ненавижу всю жизнь бюрократов,
воюю, хотя мне не все по плечу,
но ненависть к этим замшельцам не спрятав,
прятать любви к стране не хочу.

В ней мало родиться
и голос утробный
выдать за голос глубинных корней.
Пусть называет Родину — Родиной
лишь тот, кто духовно родился в ней.

«Байкал», 1981 г.
Байкал – величественное явление природы, сказочное, необъятное. Песню славного моря невозможно спеть до конца, в ней всегда будут новые краски и тона.

Я видел немало трусливого, злого,
но верю не злу, а людскому добру,
Я этой стране отдаю мое слово,
за эту страну я без слова умру.

VII

… Я в Лондон попал из сибирской распутицы.
Внушаю издателю так и сяк:
«Рекомендую вам книгу Распутина.
Такой талантище. Наш, сибиряк…».

Спросил издатель, кончиком пальца
в коктейле помешивая лед:
«Распутин — он что — не родственник старца?
Жаль… Без паблисити — не пойдет».

Глаза у издателя сонными были.
Очки лишь на миг любопытство зажгло:
«Вы упомянули, что он из Сибири,
Простите нескромный вопрос —
а за что?» —

«Да он там родился…» —
усмешки не пряча,
я стиснул коктейль недопитый в руке.
Передо мной был камень лежачий
в замшелом замшевом пиджаке.

«Вечер на Маготе», 1976 г.
Между Тындой и якутским углем на Среднем БАМе течет Магот. В период дождей своенравная река выходит из берегов, валит лес, рушит мосты, доставляя много хлопот строителям.

Вы в нашем споре давно проспорили,
стараясь не видеть со стороны,
как выворачивает бульдозер истории
лежачий камень «холодной войны».

Вы за Россию «переживаете остро»,
а в то же время, как ни крути,
лежачим камнем трагедия Ольстера
сейчас у Британии на груди.

Вы нас учили свободе, учили,
но вот вам урок, неопровержим:
на горле моих товарищей в Чили —
лежачим камнем
фашистский режим.

Об этом заботьтесь,
и, кстати, о вечности
и о невечном шаре земном.
А наши лежачие камни отечественные —
наша забота. Мы их сковырнем.

«Якутский уголь», 1976 г.
Открылась природная кладовая Сибири. Для того чтобы люди пользовались этими богатствами, стоится Байкало-Амурская магистраль.

VIII

…В тайге под Кунермой —
лежачие ржавые камни,
и скулы Кондрашина ходят,
бугрясь желваками.

Он дюжину бревен
зацапал удавкою троса,
а трос надрывается,
трос угрожающе трется,
и знает Кондрашин,
что нет запасного, к несчастью:
в лежачие камни уперлись —
ни с места! — запчасти,
машины, продукты,
ушанки, горючее, спички, стихи…
На стольких столах не сукно, а болотные мхи.

«На трассе», 1976 г.
Сделана отсыпка полотна, но разрезанная трассой тайга живет своей обычной жизнью. Каждый ручей или мелкая речушка, не изменяя русла, получат дорогу через тоннель.

Все надо опять выбивать
и стучать кулаками.
У стольких еще не мозги —
а лежачие камни.

Но крепче камней лежачих
рабочая крупная кость,
Сильнее болот стоячих
веселая русская злость.

Пусть в грохоте, скрежете, дыме
рабочие все повторят
свое могучее имя —
слово «Пролетариат».

И эхом этого слова
все камни лежачие враз
из нашего шара земного
ты вырвешь, рабочий класс.

…Кондрашин в ботфортах резиновых
ливень с ладони пьет,
неостановим, как Россия,
как прадед — великий Петр.

И трос трещит от движения,
Россию таща напролом,
как будто бы жила двужильная,
одолженная Петром.

Бульдозер хрипит, ободранный,
проходит за яром яр,
в кустарник врубаясь, как в бороды
Лежачих камней — бояр,
удавкой валун корявый
выдергивая из мхов,
как гатчинского капрала,
забравшегося в альков.

«Дорога на Беркакит», 1976 г.
Она свяжет узловую станцию Тында с якутским углем. Здесь пойдут бесконечные железнодорожные составы с топливом для металлургических комбинатов.

Кондрашин помнит кишками,
как Разин, зубами скрипя,
швырнул нарумяненный камень
со струга, с друзей и себя.

И помнит, как делался прежде,
ладонью зажат в тиски,
оружием Красной Пресни
лежачий булыжник Москвы.

И помнит он позвонками
тот день, когда, наконец,
как будто лежачий камень,
затрясся Зимний дворец.

Кондрашинский трос на пределе,
но в нем в одно сплетены
пряди крестьянской кудели
с прядями седины.

В нем пушкинских терниев лавры
и ржавь декабристских оков,
матросские ленточки славы —
с лямками бурлаков.

Как вы его ни тяните,
не разрывается трос.
В нем красного знамени нити
и нити крови и слез.

«Первый уголь», 1981 г.
Сибирь сегодня – это пятая часть всей электроэнергии, вырабатывающейся в стране, половина нефти, четверть добываемой в наших лесах древесины. Сибирь выдает на-гора треть всего добываемого в СССР угля. Магистраль дает возможность стране полнее использовать топливные ресурсы природной кладовой.

Крепок наш трос неказистый.
Внутри его навсегда
сжаты зубами связистов
наших фронтов провода.

Парень смоленский курносый,
забыв невеликий свой рост,
по этому самому тросу
впервые взобрался до звезд.

«Авророй» и Маяковским
на целый мир забасив,
мы тянем планету сквозь косность
на тросе без запасных.

И под любой перегрузкой
выстоит в грозы, в мороз
истории нашей русской
неразрываемый трос.

Камень лежачий сдается,
когда не сдаешься ты сам.
Так будущее создается,
Так строят сегодня БАМ.

«Улькан строится», 1976 г.
Сюда был выброшен один из самых мощных десантов. Здесь проходила первая спартакиада БАМа. Это будет город труда, науки, спорта. Здесь пролягут свои Арбаты, Невские, Крещатики. А пока Комсомольск-на-Улькане строится.

IX

Шпала — это только шпала,
не растет на ней трава,
но когда слеза упала
на нее — она жива.

«Таежные дали», 1981 г.
Дорога всегда бывает первой. Сначала грунтовая. Отсыпанная дорожными строителями, она пробилась через чащобу и буреломы, по стиснутым горами долинам рек, преодолевая крутые подъемы и спуски, топкие болота, и приняла на свои плечи все. По ней пришли люди, техника, дома. И тогда рядом возникла другая дорога – рельсовая.
«Дорога таежная, Байкало-Амурская…». Музыка Владимира Шаинского, текст Михаила Пляцковского, исполняет ВИА «Самоцветы».

Рельса — это только рельса,
но когда, «тук-тук» ловя,
ты об рельсу ухом грелся,
то она тогда твоя.

X

Граждане будущие пассажиры,
запивая портвейном таежный пейзаж,
вы вспомните нас, которые проложили
путь погрохатывающий ваш?

Поймете, как мерзлую землю долбали мы,
когда на камнях мы строили БАМ,
не слушая песенное «бам-бам-баманье»,
честно сказать, противное нам.

«Начало БАМа», 1976 г.
Здесь начинается магистраль. Мост, перешагнувший Лену, был большой победой строителей и ученых. Выход моста на другой берег своенравной реки имел отклонение от оси лишь на 1 миллиметр.
«Даешь Амур, даешь Байкал». Музыка Владимира Руденко, текст Льва Ошанина, исполняет Воронежский народный хор. 

А когда нам крутили
«Королеву экрана»
из какой-то придуманной
пляжной страны,
на нас не действовала эта краля;
комары нам прокусывали штаны.

В жизни все было грубее, корявее.
К нашим потомкам по нашим путям
мы выйдем, проламывая фотографии,
ретушь газетную смазав к чертям.

Порой мы падали, полумертвые,
даже забыв стянуть сапоги,
но лентой чапаевской пулеметною
дорога ложилась на грудь тайги.

Есть лжедороги, есть лжепророки.
Кто лжедорогой идет — пропадет.
Смысл дороги не просто в дороге,
а в том, куда она приведет.

«Тында», 1976 г.
Здесь расположен самый крупный железнодорожный узел БАМа, связывающий восток и запад.

Потомки, запомнить бы вам не мешало:
должны вы довывернуть из земли
лежачие камни земного шара,
которые вывернуть мы не смогли.

Вы не узнаете трудностей наших,
и слава богу.
Вам из болот руками
не выволакивать МАЗ.
Но не забудьте, потомки, что, строя дорогу,
мы сами стали дорогой для вас.

«Магистраль», 1976 г.
Станция, которая скоро появится на карте Сибири, будет названа по имени станинного села Якурим. Начавшись с западного участка, рельсы сплошной нитью свяжут Лену и Амур.
«Это колокол наших сердец молодых…». Музыка Оскара Фельцмана, текст Роберта Рождественского, исполняет ансамбль «Дружба».

С нас многое спросится
эпохой и вечностью.
Мы — первая просека
всего человечества.

«Просека», поэма. Стихи Евгения Евтушенко, читает автор.

Москва — БАМ, 1975—1976 гг.