«Казаки в Берлине». Невыдуманная история создания песни
В трех шагах остывает рейхстаг,
И обломки кривого креста
Давит танковый трак, разухабисто лязгая.
Неужели же завтра — не в бой,
Неужели же завтра — домой! —
Сколько лет это было несбыточной сказкою.
Пусть осколком дочерчена бровь,
Пусть оборвана пулей любовь,
Все ж не зря сто дорожек сапожки отмеряли,
Раз к востоку, за взмахом руки
Подтянули колонны полки,
Пропуская вперед тягачи с артиллерией.
А девчоночке-красе, регулировщице,
Улыбаются светло патрули,
Мир на белых флагах в окнах полощется,
И в ногах щенком голодным-Берлин.
Дмитрий Волжский
Так случилось, что без преувеличения легендарная песня, о которой пойдет речь, на самом деле родилась буквально за один день – тот памятный день 9 мая 1945 года, когда вся наша страна с небывалой радостью отмечала долгожданную Победу над гитлеровской Германией.
Казалось бы, история песни «Казаки в Берлине» неплохо известна, о ней еще в советские годы писали и Юрий Бирюков, и Андрей Луковников; сегодня их истории кочуют по всемирному интернету с одних сайтов на другие. Однако возможность дополнить это растиражированное повествование новыми обстоятельствами вдохновила и меня сказать несколько слов.
Ранним утром 9 мая 1945 года на оживленном берлинском перекрестке около Бранденбургских ворот, заваленном разбитой немецкой техникой и щебнем, лихо регулировала движение молодая девушка. На ней была строгая военная форма с ефрейторскими погонами, подчеркивавшая ее очень важную роль, здесь, в это майское утро на улицах поверженной столицы Третьего рейха.
Именно ее с флажком и увидел ранним победным утром в Берлине военный журналист Цезарь Солодарь. Он торопился домой в Москву рейсом специального назначения на армейском транспортном Ли-2, чтобы доставить экстренную корреспонденцию чрезвычайной важности. Самолет уже ждал, и поэт спешил, осознавая всю меру своей ответственности в этот исторический момент.
Позднее Солодарь вспоминал: «Вдруг послышался цокот копыт, мы увидели приближающуюся конную колонну. Большинство коней шло без седел. И только на флангах гарцевали молодые конники в кубанках набекрень. Это были казаки из кавалерийской части, начавшей боевой путь в заснеженных просторах Подмосковья в памятном декабре сорок первого года…».
Конечно, военкор не знал, о чем в тот момент думала девушка-регулировщица, но заметил, что на какие-то секунды ее внимание безраздельно поглотила конница. Четким взмахом флажков и строгим взглядом больших глаз преградила она путь всем машинам и тягачам, остановила пехотинцев. И затем, откровенно улыбнувшись молодому казаку на поджаром дончаке, задиристо крикнула:
– Не задерживай движенье, скорее проезжай!
Казак быстро отъехал в сторону и подал команду: «Рысью!»
Сменив тихий шаг на резвую рысь, колонна прошла мимо своего командира по направлению к каналу. А он, прежде чем двинуться вслед, обернулся и на прощание махнул девушке рукой…
Такова широко известная история песни, многократно опубликованная и пересказанная разными авторами. Что же осталось ранее недосказанным? Да, Цезарь Самойлович торопился на самолет по разрушенным берлинским улицам. Уже позже, сидя в самолете, он в течение полета думал о том, что могло бы случиться дальше с этими прекрасными людьми, которых он случайно увидел на берлинском перекрестке и которых, скорее всего, никогда больше не увидит. Именно в этом полете и родились тогда первые гениальные строчки песни «Казаки в Берлине»:
По берлинской мостовой
Кони шли на водопой…
Во всей этой истории было одно обстоятельство, которое сделало возможным рождение этой песни вот так, за один день, когда с таким воодушевлением на призыв поэта откликнулись композиторы братья Покрассы, и последующее исполнение ее певцом-фронтовиком Иваном Шмелевым.
Понимание этого открывается с приходом ответа на вопрос о том, какую же именно экстренную корреспонденцию чрезвычайной важности вез в то майское утро Солодарь в Москву. Как это нередко случается, самые очевидные вещи, порой лежащие на поверхности, остаются до времени без должного внимания. А было так…
Накануне ночью, в ноль часов сорок три минуты по московскому времени, Цезарь Солодарь, солдат пера и слова, в пригородном Карлсхорсте в мрачном двухэтажном здании офицерского клуба, где располагалось фортификационное училище саперов немецких вооруженных сил, присутствовал на подписании вторичного Акта о безоговорочной капитуляции Германии во Второй мировой войне. Первый пункт Акта гласил: «Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени германского Верховного командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, Верховному Главнокомандованию Красной Армии и одновременно Верховному командованию Союзных экспедиционных сил».
Документ был подписан генералом-фельдмаршалом, со вчерашнего вечера бывшим начальником штаба Верховного командования вермахта Вильгельмом Кейтелем…
Родившийся в Виннице молодой военкор, «хрестоматийный» украинский провинциальный еврей, один из многих, с чьими близкими фашисты разделались суровее всего, созерцал перед собой человека, подмахнувшего когда-то приказ о комиссарах, по которому политруки и евреи подлежали бесследственному расстрелу. Человека, реализовавшего возможность Гиммлеру смаковать этнические чистки на оккупированной русской земле; издавшего «грамоту» о борьбе с партизанами, из которой поощрялось разрешение на «любые средства без ограничений, как против женщин, так и детей». Это он сообразил уничтожение заложников на востоке – убийство одного солдата каралось смертью пятидесяти из «бесчувственной расы животных».
Подписание генерал-фельдмаршалом Вильгельмом фон Кейтелем Акта о безоговорочной капитуляции всех вооруженных сил Германии, Берлин – Карлсхорст, 8 мая 1945 года. Фото Марка Редькина.
Тогда, в ночь с восьмого на девятое мая Цезарь едва пересилил себя, одолев яростное желание разрядить обойму своего ТТ в это существо, которое теперь с педантичностью бесцветного «истинного арийца», аккуратно, холеными неспешными руками в дорогих замшевых перчатках, небрежно отбросив на фуражку блестящий жезл «патриотик», снисходительно подписывало «ордер мира» на новую жизнь. Военкор поклялся себе, что в этот день сделает что-нибудь очень хорошее, радужное, что-то вопреки чудовищно-жестокому фанатику, который всего через полтора года, ничуть не раскаявшись в содеянном им вселенском кошмаре, даст свой последний репортаж с петлей на шее в разоблачительном баварском Нюрнберге: «Deutschland über alles! Германия превыше всего!»
Находясь на грани эмоционального истощения, военкор покинул клуб, одолел улочки уютного городка-сада, застроенного в молодом жизнерадостном «модерновом» югендстиле, и заторопился в Берлин к уже ожидавшему тщательно закамуфлированному небольшому самолету – им вместе с летчиком Семененко предстояло доставить важные светлые вести на Родину. И тут на одном из перекрестков разбитой немецкой столицы увидел ее, порывистую, свободную, как само это майское утро, в юбочке и пилотке. Она, умело жонглируя флажком, ловко указывала путь тяжеловесным машинам и тягачам, нескончаемой лавинообразной пехоте…
Военный корреспондент Цезарь Солодарь.
Через четыре часа после возвращения в столицу поэт уже показывал текст будущей песни братьям Даниилу и Дмитрию Яковлевичам Покрассам, весьма виртуозным мастерам по стихийным музыкальным заданиям. Эти веселые Покрассы, такие же пострадавшие от войны украинские евреи, долго с работой не тянули. Уже в девять часов вечера композиторы позвонили поэту и сказали, что музыка готова, и он может приехать и послушать. Так песня была готова всего за один день – 9 мая 1945 года. Когда в десять часов вечера московское небо окрасилось всеми красками салюта, композиторы сыграли поэту знаменитую в будущем «Казаки в Берлине».
Казаки, казаки!
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Тогда же авторы единодушно решили отдать песню для исполнения Ивану Шмелеву, сыну черноглазой казачки и вольных степей, который спел ее по радио для своих земляков, для своих героев, для своей любимой страны…
Любовь Беленькая.
А героиню из песни звали Люба Беленькая. Она сама, «смешливая и спорая хозяйка главных ворот Победы», рассказывала об этом так: «Три месяца я регулировала движение у рейхстага и Бранденбургских ворот. Это был самый оживленный участок! Через центр города было насыщенное движение, в этом районе было очень много немецких складов, да еще и много наших машин подъезжало с желающими посмотреть на рейхстаг и расписаться на нем. Ответственность на этом посту зашкаливала! Мимо постоянно проезжали легендарные командиры. Несколько раз лично встречалась с Жуковым, Рокоссовским… Может быть, тогда я была слишком суровой, когда крикнула свои, вошедшие в историю слова, но тогда бы и песни могло не получиться!»
Так много лет назад сложилась красивая легенда. Легенда – потому что все в жизни было и так и не так одновременно. Возможно, и не нужно было бы ее разрушать, но сегодня молодому поколению, не знающему ужасов войны нужно понять, что война – это не только победы, героизм и награды, но и страшное горе, ужас, смерть, испытания для миллионов людей. Уже после войны Люба рассказывала, что в те дни конница проезжала не однажды, и были это совсем не залихватские воины, а бесконечно усталые люди, сидевшие на исхудавших животных потускневшего золотого цвета. Да и мешавшие передвижению казаки со своим войском ничем особенно ей не нравились.
А тогда, 9 мая, в том месте просто снимался киноэпизод. И для съемок казаки предстали во всем своем блеске и великолепии. Они проходили колонной по четверо, очень медленно и чинно – в веселом настроении, раззадоренные, а девушка-регулировщица не видела и не знала, что в это время создается фильм. Позади двигалась огромная колонна пехотинцев, группа освобожденных из концлагеря людей, их подпирали, сигналившие из очереди машины. Увидев с одной стороны всю эту красоту, а с другой суматоху и сутолоку, девушка невольно встрепенулась и выкрикнула свои исторические слова: «Не задерживай движенье, скорее проезжай!» Молодой казак подтянулся и скомандовал: «Рысью»! И конница торжественно по двое проехала через Бранденбургские ворота Берлина. Так тогда все это и случилось на самом деле.
В песне девушка была названа казачкой, но в действительности она казачкой не была… Она была крымчанкой, родилась в Ялте и до войны жила в Симферополе. Когда началась война, Любе было шестнадцать, она окончила 9-й класс. В 1941 году Симферополь оккупировали немецкие войска, и она с подругой долго пряталась в земляных ямах. Потом им удалось связаться с партизанами, по заданию которых девочки стали писать листовки со сводками информбюро. А когда в город вернулась Красная армия, то подруг приставили к девушкам-регулировщицам, которые обучили Любу своему военному ремеслу. На своем боевом пути к Берлину Люба перенесла две контузии и три ранения….
Готовясь впервые исполнить «Казаков в Берлине», Иван Дмитриевич Шмелев встречался с Любовью Евгеньевной Беленькой в Ялте, это случилось летом 1946 года. Интересно, что Цезарь Солодарь, пребывавший в уверенности, что ефрейтор-регулировщица была именно казачкой, отметил в песне: «с тонким станом как лоза, смотрят черные глаза…». После встречи с героиней певец самовольно изменил текст, а потом много-много раз исполнял эту песню и каждый раз по-разному, смещая акценты и интонации, то проговаривая текст от первого лица, то пропевая легендарный выкрик, то меняя глаголы в описании глаз героини (то они глядят, то горят), то уводя конницу в самом конце от слушателя, то приближая… Главным он считал, чтобы песня жила и дышала.
В том, что песня «Казаки в Берлине» была отдана для исполнения именно Ивану Шмелеву, вероятно, главная заслуга принадлежала Цезарю Солодарю. Седьмого мая 1945 года Иван прилетел в Берлин для участия в концертах победителям. В Берлине он встретился с военным фотокорреспондентом Марком Редькиным, являвшимся двоюродным братом композитору Валентину Макарову, близкому другу певца. Иван и Марк гуляли по вечернему городу, расписались на Рейхстаге, затем дошли до концертной площадки, где Иван Шмелев должен был выступать.
И тут во время концерта за Марком Редькиным пришла машина, из которой вышел Цезарь Солодарь. Так состоялось судьбоносное личное знакомство – военного корреспондента Цезаря Солодаря и известного уже в то время певца Ивана Шмелева. Послушав пение Ивана, спустя некоторое время Солодарь увез Редькина на секретную важную репетицию. И только потом весь мир узнал, что это была репетиция эпохального подписания Акта о безоговорочной капитуляции Германии и окончании Второй мировой войны.
А на следующий день, 8 мая, Иван Шмелев срочно убыл в Москву. Ему необходимо было встретиться с композиторами Покрассами, уже их репетиция была назначена на вечер – 11 мая Покрассы и солист ансамбля НКВД собирались лететь в Прагу, чтобы записать с чешским оркестром «Москву майскую». Но это было потом. А 9 мая, когда над Москвой гремели залпы победного салюта, и Иван Шмелев на Красной площади поднимал на руках своего маленького сына, трое авторов песни завершали создание своего шедевра. И когда, наконец, встал вопрос о предполагаемом исполнителе, они практически не сговариваясь, одновременно сказали: «Шмелеву дать!»
Замечательная песня «Казаки в Берлине» живет и в наши дни. Сегодня уже молодые люди, жители новой России, не видевшие тех бедствий и испытаний, которые выпали на долю участников этой истории, нередко исполняют песню на конкурсах и в концертах. Мне случалось бывать свидетелем этих выступлений, и уверен, что каждый новый молодой исполнитель в слова этой песни вкладывает что-то личное, что-то свое. И это, конечно, правильно, такие песни должны продолжать жить. В новых исполнениях часто все бывает по-новому, и аранжировки, и интонации, и подача. И, признаюсь, для меня здесь не все просто…
То, что я сейчас скажу – это глубоко мое личное мнение, и оно формировалось в течение многих лет под влиянием разных обстоятельств. Во все времена исполнители, чувствуя неумолимую слабость репертуара, обращались к старым проверенным песням, которые всегда выручали. Но считаю, что есть категория песен, чрезмерно вольную интерпретацию которых не следует поощрять. Ведь, чтобы их петь, нужно знать историю своего народа и уважать его культуру! К сожалению, на практике это условие сегодня соблюдается далеко не всегда. Поэтому для таких песен лично я приемлю только один способ оживления – это грамотная реставрация оригинальных записей. И результат этой работы необходим не только слушателям, но и в первую очередь самим современным исполнителям, которым будет у кого научиться вокальному мастерству.
Чудо грамзаписи донесло до нас эталонное исполнение песни «Казаки в Берлине» замечательным советским баритоном, певцом-фронтовиком Иваном Дмитриевичем Шмелевым. Авторы песни выбрали именно Ивана, доверив ему судьбу своего произведения, и произошло это вполне закономерно. Сегодня с появлением всемирной сети его исполнение перестало быть привилегией узкого круга филофонистов-меломанов, оно доступно теперь буквально всем и каждому. И теперь в первую очередь от этих многочисленных слушателей уже зависит то, как мы услышим и поймем голос певца, записанный много лет назад для нас, детей и внуков тех, кто ковал Победу на фронтах и в тылу. Да и кто может рассказать нам сегодня о войне лучше, чем певец – участник событий!
Думаю, что исполнительское мастерство Ивана Шмелева, человека, прошедшего через испытания войны, и дошедшее до нас сквозь десятилетия, мало кого и сегодня сможет оставить равнодушным.
Песню «Казаки в Берлине» Иван Шмелев записал дважды. Вы можете услышать обе эти записи:
«Казаки в Берлине». Музыка Дмитрия и Даниила Покрассов, текст Цезаря Солодаря, исполняет оркестр ВРК под управлением Виктора Кнушевицкого, солист Иван Шмелев.
Первая запись, 1946 год.
Вторая запись, 1947 год, песню представляет автор, композитор Дмитрий Покрасс.
Благодарю Дмитрия Ивановича Шмелева и Наталью Легонькову за материалы и помощь в подготовке публикации.
Самара, февраль 2022 г.