Читальня

«Уж совсем светло». Валентин Макаров: немного личного

Бригантина спит на приколе.
Не тревожат ее злые бури,
Не мотают волны на воле,
Не укачивают до дури.
……………………………
…Но гуляют в заливе яхты:
Первоклашки в морском балете…
Бригантина застыла на вахте
Часовым прошедших столетий…

                          Игорь Макаров, внук композитора

В книге замечательного историка музыки Софьи Николаевны Питиной – биографа одного из лучших авторов в жанре советской песни Валентина Алексеевича Макарова на странице 28 мы читаем: «В 1946–47 годах Макаров пишет ряд лирических песен, приближающихся по своему характеру к романсу. Одна из них песня-романс «Уж совсем светло» на стихи К. Иванова».
Так в простой, лаконичной форме ею дается основная информация о произведении, которое станет темой для нашего сегодняшнего рассказа. Написал эти слова друг, соратник и внимательный вдумчивый музыковед. Но что же прячется за этой парой предложений? Как и когда в реальности создавался, был выношен и выстрадан этот удивительный маленький шедевр, столь необычный по стилю, форме и красоте? Попробуем разобраться вместе.

* * *

Для начала немного поговорим о самом композиторе. Валентин Алексеевич Макаров родился 10 (23) августа 1908 года на Волге в маленьком купеческом городке Тетюши. Отец, очень близкий человек и товарищ своего наследника, Алексей Варфоломеевич работал в должности старшего бухгалтера рыболовецкой артели и неплохо играл на фортепьяно. Мама – Елизавета Назаровна, профессиональная певица, – в то время воспитывала и обучала музыке их троих детей. Дед Макарыч почитался в поселении первым гармонистом.


Отец и сын Макаровы у рояля, 1938 год.

С детства маленький Валя принимал участие в домашних музыкальных концертах, которые устраивала семья во время житья и визитов к родным в Тетюши и Астрахань. После переезда в Москву в 1913 году пятилетний мальчик начал обучение игре на инструменте у столичных пианистов. А с 1927 по 1931 год будущий песенник уже учился в Первом московском музыкальном техникуме на курсе Болеслава Яворского. Именно в эти годы у него проявилась особенная способность к импровизации на фортепьяно, техникой которого он прекрасно овладел.
С этого момента начался его непростой и неблизкий творческий путь к признанию. В период учебы молодым исполнителем Валентин участвовал в постановках агитационного коллектива «Синяя блуза». А по окончании музыкального техникума вдруг поступил на учебу в Трамвайный техникум электрических железных дорог, где создал самодеятельный оркестр народных инструментов и смешанный хор, для которых перекладывал произведения русских классиков А.С. Даргомыжского, М.П. Мусоргского, П.И. Чайковского и советских авторов А.А. Давиденко, Б.С. Шехтера, В.А. Белого. Для этих коллективов написал и свои первые профессиональные опусы. А потом в 1931–1935 годах «юный» композитор с огромным порывом руководил клубными хорами Москвы и Московской области.

Да, жизнь распорядилась так, что с берегов Волги Валентин перебрался в Москву. Но не покидал их никогда, возвращаясь на летние каникулы к деду в Тетюши и к брату Марку в Астрахань в детстве, на сборы песенного материала и фольклора на Нижегородчину в молодости, к поискам вдохновения и души в Куйбышев в разгар своей блестящей творческой поры. Потому что всегда считал себя и оставался волгарем, ни в какую не принимая слово «волжанин». Тема великой русской реки всегда занимала в его судьбе особенное почетное место, в ней он черпал идеи и силы в трудные дни. И именно с волжской темой была связана его последняя творческая победа – сюита «Река-богатырь», о которой мы вам обязательно когда-нибудь подробно расскажем. На волжской истории закрылась его последняя рукописная нотная страница и скоропостижно оборвалась жизнь.

А тогда, в 1930-х, завершив обучение в техникуме и заступив на работу в Мострамвайтрест техником по эксплуатации трамвайных путей, он с 1935 по 1938 год вольнослушателем занимается в Московской государственной консерватории на отделении композиции. Именно в эти довоенные годы он возвращается к семейным традициям: сосредотачивается на вокальной и вокально-хоровой музыке, именно в эти годы создаются его первые знаковые произведения, именно в эти годы он становится членом Союза композиторов СССР и знакомится с Ней.

А потом началась Великая Отечественная. С ее первых дней Валентин приказом МК поступил в распоряжение 4-го отдела политуправления Черноморского флота и пропал… с такой же жаркой головой и сердцем погрузившись в омут нового безоглядно захватившего его чувства, чувства к другой водной стихии – стихии моря. Теперь в его творчестве появляются новые темы: оно сосредоточено на флоте и моряках. Он пишет и выступает со своими песнями на боевых кораблях и в частях: «Полюбил я задумчивый город», «Голубая табакерка», «Черноморец молодой», «Баллада о пяти Черноморцах», «Перекур на полубаке», «Черноморская веселая». Сотрудничает с поэтами Иваном Молчановым, Александром Жаровым, Павлом Панченко. В 1943 году в соавторстве с близким другом композитором Юрием Слоновым создает и большую форму – оперетту «Сердце моряка». Возвращается к любимому жанру – сюите «Черноморцы в боях за Родину».

Но долгими бессонными ночами, когда прекрасная гордая эскадра опускала якоря и заканчивались выступления перед героями родины, он, прижимаясь щекой к одинокой подушке, думал и тосковал о Ней, мечтая одарить ее и свою к ней любовь самыми чистыми нотами, когда настанет «уж совсем светло».

* * *

Серафима была его второй женой. Они познакомились в 1938-м на случайной модной вечеринке, куда Валентин смог вырваться на пару часов, чтобы опробовать свой новый весенний шлягер. Домой он вернуться уже не сумел, оставив ради нее за порогом устроенности властную и красивую супругу, верное родительское благословение и маленькую бесценную дочку. Но без Симы просто не мог, не умел… сотворить музыку.
И гениальную «Уж совсем светло» тоже.


Валентин в Поти, 1943 год.

Это было в Поти после гибели Севастополя. 30 июня 1942 года пал Малахов курган. 3 июля 1942-го после 250 дней героической обороны город был потерян. Плакать не было сил, хотелось просто и немузыкально выть. Но их, оголодавших и убитых горем, эвакуировали на композиторскую базу и предоставили самим себе. Писать было не для кого и нечем. И Боре Мокроусову, маявшемуся там же, и застрявшему верному Юре Слонову, и ему, Вале Макарову. В полуразбитом Доме культуры в углу стоял такой же полуразбитый рояль, на котором в глубоких потемках он пытался притулится, чтобы при тусклой лучине вывести несколько «неумелых» строк. Так невесело проходили дни, слагаясь в месяцы. Он тосковал, конечно, тосковал о ней. И однажды в глубокой ночной тишине, погрузившись в самые потаенные думы, он обратился к редким стихам Константина Иванова. Эти тонкие вирши были не про воинственный город, не про подвиг и доблесть – об этом он, уставший и истощенный, старался не думать – он просто ждал. Но как будто лучик чего-то светлого и мирного пробрался в сознание – его коснулась мысль о любви, любви к женщине, к морю, к красоте. И ему неудержимо захотелось написать что-то свежее, прекрасное, невесомое…


Фотокопия рукописи, 1943 год.

Создавая песню, композитор задумывал ее для определенного голоса, своего любимого голоса, голоса Вани Шмелева, его главного исполнителя и друга, с которым давно не виделся, по которому сильно скучал. Но исполнение Иваном, в ту пору колесившим с концертным коллективом по фронтам, в местных условиях было совершенно недостижимо. Поэтому, находясь в Поти, Валентин доверил ее спеть вокалисту из Сухумского музыкального театра, непрерывно курсировавшего по Грузии. Так автору казалось, что эта ария чувств способна сократить расстояние до Москвы между ним и его желанной.

Валентин был ей верен, бесконечно любя ее, кокетливую и ветреную, в мире фантазий сравнивая любимую с «крымской розой» и «бесценной жемчужиной». Он написал ей об этом, об их новой песне. В ответ она настрочила несколько строк о том, что он невежественный мужик, который молчит почти неделю, потому что «ему нечего ей передать поесть» через отъезжающих композиторских жен, кроме «серенады, которой сыт не будешь».


Бездонные глаза, 1940 год.

Какой романтичный взгляд у человека на этой старой фотографии. И людей таких сейчас, наверное, уже нет, да и не фотографируют так давно. Но именно эта карточка дает нам возможность прикоснуться к пониманию вдохновения. Таким одухотворенным мастером Валентин Макаров был в жизни. Мимо этих глаз, глубоких и очень синих, в которых можно утонуть, невозможно было пройти и не получить от них ответное благословение. Грустно было видеть, как однажды эти бездонные зеркала души начали угасать…


Серафима, 1940 год.

Он прожил так мало, а песня живет, песня, ставшая для композитора очень личным, почти интимным гимном его чувствам. Валентин долго не решался представить ее на суд публики и коллег. Он ждал своего Ивана, но после войны они не увиделись – автор с женой уехал работать на Волгу. Вот именно там, в Астрахани, на берегу родимой реки после уговоров подруги, он, заново рожденный, решился-таки в феврале 1946 года представить эту пьесу на конкурс Главного политического управления ВМФ. Спел ее другой Иван. Но Валентину такое исполнение не понравилось – вышла затянутая и неэмоциональная «тоска-печаль без любви и чувства»… Да и тест на исполнение Орфей не прошел – у произведения было два варианта слов: «посмотри в глаза» либо «ну-ка дай глаза». Певец исполнил неверный. На этом страничку судьбы этой элегии композитор закрыл.

Но ничего не бывает конечного. Прошло несколько лет, и в 1949 году история получила продолжение. Друзья не могли не встретиться. И во время одной из таких душевных встреч уже его Ваня, Иван Шмелев, женатый на дочери адмирала российского флота Александра Васильевича Немитца, попросил для своего величественного тестя, после войны проживавшего в Севастополе, к его 70-летию в подарок хорошую песню о нем самом и его спутнице жизни, прекрасной Анастасии Александровне Врубель. Это была нежная история чувств двух сложившихся людей, соединивших свои судьбы так нескоро, не глядя на преграды и обстоятельства, благодаря силе их огромной любви. О том, какой высоты были чувства этих людей, о том насколько они дорожили друг другом, лучше всяких слов расскажет страница письма Анастасии Врубель, которое она в 1929 году адресовала своему мужу, уже на тот момент отцу всех их дочерей: «Завтра еду к тебе, мой возлюбленный. Завтра в 8 ч. буду сидеть в вагоне, а послезавтра у нас, мой муж чудесный. Завтра, когда дождусь я завтра… Сегодня уже в пять утра проснулась и мечтала, мечтала…».


Страница из письма Анастасии Врубель своему мужу, 1929 год.

 И тут, скучавший по морю, другу и любимому голосу композитор, решил отдать спрятанную песню в «законное горло» (авторское выражение в отношении голоса Шмелева). Но страшась возврата к тягостным воспоминаниям, на запись не приехал. А после, услышав опус по радио, орал в телефонную трубку: «Ванька, ты мое все! Твой фальцет великолепен. Он судьбоносен!»»

Нужно ли говорить, что, знавший кожей своего автора певец, выбрал для исполнения тот вариант слов, который был задуман его романтичным коллегой.

Песня была исполнена, записана, и друзья со своими красавицами отправились на праздник. Там, в сокрытом от всего мира отстроенном заново белоснежном величественном городе, Валентин познакомился с юбиляром и с изумлением узнал, что его замечательную песню тот так и не услышал. Александр Васильевич был абсолютно… глух – то стало следствием давней военной контузии.
– Ты пел, зная, что тебя не оценят? – спросил друга потрясенный композитор.
– Ну что ты, Валя, я же люблю его, я не думал о его оценке, и потом ее услышат наши дорогие слушатели, а что мы без них? – загадочно ответил певец.

***

Итак, возвращаясь к биографии Валентина Макарова, одного из лучших авторов в жанре советской песни, написанной знаменитым искусствоведом Софьей Николаевной Питиной (с ее цитаты начинается наш рассказ), мы читаем: «В 1946–47 годах Макаров пишет ряд лирических песен, приближающихся по своему характеру к романсу. Одна из них песня-романс «Уж совсем светло» на стихи К. Иванова»

Чтобы понять удачность опытов Валентина Макарова в области лирического романса, надо вспомнить, что давно наметившийся разрыв между романсом и массовой песней стал особенно ощутим в сороковые годы. Началась война, и запросы к композиторам были таковы, что песни должны были быть просты в исполнении и хорошо запоминаться. Романсы же из-за их сложности стали менее востребованны, что очень мешало распространению романсовой литературы: романсу как жанру грозило исчезновение. Возникла необходимость сближения и взаимообогащения этих двух жанров. Забегая вперед, можно сказать, что лирическая песня-романс «Уж совсем светло» представляет собой удачный опыт решения этой непростой творческой задачи. За счет большой искренности, но не нарочитости, автор идет прямым путем к сердцу слушателя, открывая свои глубоко личные переживания и отказываясь от многих условных традиционных элементов романса в пользу песни.

Исторически за эпоху своего существования стиль исполнения романса претерпел определенные изменения. Если анализировать жанр от главенства Глинки и кучкистов, то в их время романс исполнялся академически сдержанно, без надрыва и излишних эмоций. Но позже, с развитием технических средств (в частности с появлением немого кино и граммофонов), широким распространением игровой и вокальной культуры в «люди», возникла мода на упрощение музыки, а за этим и на характерную показную театральность. Ею порой «грешили» даже крупные мастера, а потому до войны романс стал неизменно ассоциироваться у публики с нарочито томным стилем исполнения, в котором присутствовали вокальные придыхания, подъезды, стоны и всхлипы.
Одним из первых певцов, осуществивших возврат к традиционной форме исполнения, был Иван Шмелев. «Его мужественный баритональный тенор придавал сладковатым танго и бостонам особый характер, снимал с них налет приторности. Проникновенно и просто, очищенными от вычурности и придыханий, исполнял Шмелев с цфасмановским джазом завоевавшие мгновенный успех песни «Мне бесконечно жаль», «Я сегодня грущу», «Золотой вечер», «Любовь, как песня», а также (тоже не без успеха) зарубежную танцевальную классику: «Снова один», «Чем больше вижусь», «Ты моя» и другие», – писал о нем историк эстрады Глеб Скороходов.

Валентину Макарову, который в годы войны вынужденно работал лишь в бравурном, пафосном ключе, очень хотелось написать трогательную чувствительную музыку, дававшую надежду хотя бы мысленно приблизиться к любимому образу. Душа композитора тосковала, проходя через военные испытания, она просила глубокой романтики, идущей от благородного прошлого, от былых морских офицеров, способных когда-то вставать на колено перед любимой женщиной и воспевать ее… Воображая эти картины, Валентин обратился к старинным стихам Константина Иванова. А рядом был друг певец, не понаслышке знавший цену настоящим чувствам, способный отбросить модную неуместную для искренности манерность, готовый для исполнения такого произведения.
Вот так объективно и возник этот романс (благо на тот момент ниша оказалась свободна), романс новый, с облегченной фактурой, запоминающийся в части выразительности авторского языка. Сложились все необходимые условия: были и тема, и автор, и исполнитель.

В то же время мы утверждаем, что этот романс – песня. Почему? Дело в том, что в нем автор использует куплетно-припевную форму, которая, как известно, в своем определении и есть песня. Кроме того песня в отличие от классического романса, где порой присутствует общая словесная картинка, подразумевает очень тесное сочетание текста и музыки. В таком явлении, как новый романс, есть тот самый песенный момент, в котором как никогда ранее и композитор, и исполнитель идут от содержания слов.
Произведение было создано на одном дыхании – все в нем было невероятно увязано. Зачастую после прослушивания академического романса не всегда было можно вспомнить, в чем именно был смысл опуса – ранее романсы нередко создавались лишь ради красивого мотива для салонного музицирования. Здесь же легкость оборотов музыки, выраженная куплетность и важность содержания текста дают нам понятие об этом романсе как о песне. Таким образом мы знакомимся с примером обновленного жанра.
Во вступлении произведения слышится некая мрачная трагичность, но она быстро «светлеет», будто действительно начинает брезжить рассвет. И волны набегают, сменяя друг друга, на протяжении всей песни. Таким циклическим рисунком прибоя и отлива автор формирует свою музыку: достигая максимума на окончании третьей фразы, после ведет к дальнейшему отступлению интонации.
Музыка рисует нам простор, широту, о том же самом говорят и слова. Как будто слышится тихий таинственный свет звезд и луны…
Есть в песне и еще один характерный для композиций Макарова прием, который узнается в стиле его музыкальной речи. Если говорить о концовке, то можно привести такие примеры его пьес, как «Мерцают звезды ранние» или «Черемуха», в которых певец заканчивает произведение по закону развития в тонику (главную ступень звукоряда), а оркестр, закончивший не в тонику, после подтягивается к вокалисту. В романсе «Уж совсем светло» сам певец заканчивает акцентированно на второй ступени, и только после, чтобы завершить фразу устойчиво, очень аккуратно опускается еще на одну ступень до первой. Такой авторский прием убаюкивает и придает мелодии ласковую таинственность.
Есть еще одна изюминка в романсе: в тексте мы нигде не встречаем привычного для лирической темы выражения «я люблю тебя», которое традиционно для жанра призвано отражать отношение к объекту поклонения. И в то же время мы совершенно отчетливо слышим всю глубину этого подлинного нежного чувства. Не будет преувеличением сказать, что своему успеху эта удивительная, особенная песня обязана не только автору, но и исполнителю. Что же сделал певец для бессловесного объяснения с любимой? Он довольно неожиданно для автора дал в окончании богатый интонациями тихий интимный полуфальцет, который в дальнейшем для исполнения стали использовать и другие вокалисты.
Таким настоящим творческим союзом обернулась для обоих обыкновенная совместная работа над необыкновенным опусом…

«Уж совсем светло». Музыка Валентина Макарова, текст Константина Иванова, поет Иван Шмелев.

Композитор Валентин Макаров ушел из жизни солнечным осенним днем на самом гребне творческих посылов и планов. Незадолго до своей кончины в маленькой газетной заметке композитор писал о том, что после завершения работы над сюитой «Река-богатырь» он начал трудиться над музыкальной комедией «Тихая пристань». Одновременно он с огромным увлечением создавал музыку к документальному фильму «Во льдах океана».

Оформление фильма стало последней завершенной работой мастера. Традиционно в кино, тем более в документальном кино, музыка играла вспомогательную, а соответственно и второстепенную роль. В этом же случае все получилось иначе. Режиссер Александр Згуриди видел музыку в своей картине как отдельного героя – героя-рассказчика, и под пером Валентина Макарова она прозвучала в ней совершенно самодостаточным творческим решением. Музыка настолько замечательна, что воспринимается зрителем наряду с видеорядом и дикторским текстом равноправным действующим лицом происходящих событий. Премьера фильма состоялась в январе 1953 года, его ждали множество наград и огромный зрительский успех.

Но жизнь распорядилась иначе: ни прочувствовать его, ни даже побывать на премьере композитор не смог. Валентин Макаров скончался 70 лет тому назад 26 сентября 1952 года в возрасте 44 лет, так и не спев свою самую заветную мечту…

Благодарю Дмитрия Шмелева, сына певца Ивана Шмелева и Игоря Макарова, внука композитора Валентина Макарова за материалы и помощь в подготовке публикации.

Самара, август 2022 г.

Комментарии оставить нельзя.

Вам понравится

Смотрят также:Читальня