Посвящается Елизавете Назаровне Макаровой-Редькиной, маме композитора

То клен зеленел, то поземка мела,
 — Девчонка у нас во дворе подросла.
 Невеста, невеста,
 А чья – неизвестно,
 Девчонка у нас во дворе подросла.
                               Игорь Шаферан

ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ «СТРАНСТВИЕ ПО ПЕСНЯМ, ВПАДАЮЩИМ В ВОЛГУ»
Стеклянные, поблескивающие темнотой двери на корме шлюпочной «галереи» трехпалубного круизного теплохода «Н.А. Некрасов» раскрыты настежь: сегодня в последний день странствий пройдет заключительный концерт для пассажиров силами самих вояжеров. Прозрачные пятнадцать проемов стеклянных окон впускают в зал сумерки и хрусткую свежесть приволжских ветров. Цветные шары зазывно выпячиваются в проем, отталкивая ярко-белые шторки кулис в синих шелковых бантах. Все приготовилось к финальному трезвучию на Первомай в заключительном ночном ревю «Вместе весело шагать».
Первым номером программы состоялась выдача желавшим сертификатов «Речных путешественников».

Вторым «отслужили» артисты собственно с корабля: клоун RimDean демонстрировал «рассохшийся» трюк с пучком из пластиковых роз, следом выступили гитара и сакс из группы Rat Moons. «Урезав» несколько приличных хитов и сорвав Vivat, «Крысиные луны» удалились за кулису цвета гжелевого фарфора или Андреевского флага. И запустился «парад планет». Улыбчивая пышнотелая солистка Брянской филармонии Катя Слуцкина традиционно-сочно сконферировала «анонс»: «А сейчас, друзья, прозвучит редкая, неизвестная, написанная давным-давно песня. Мы очень хотим, чтобы она вам понравилась, запомнилась и больше не забывалась. Итак, музыка Валентина Макарова, слова Якова Шведова. «Песня подружек из сюиты «Солнечная дорога». Встречайте!»

На сцене появились две девушки. Одна со стянутыми на затылке черными волосами села за инструмент, другая почти прильнула к нему, осыпав клавиатуру текучими золотыми прядями. Одна – яркая, жгучая, другая – лиричная, светлая. Запели воздушно-невесомо, сплетая и раскладывая голоса на сопрановое двухголосие, рисуя кленовые резные узоры на ходах и с потрескивающей ровностью тембра встречаясь на стройных, словно береза, унисонах.
Разбалованный праздничным весельем, разомлевший зал притих. Покоренные услышанными звуками сердца тронула память о главном. Случилась магия мотива, слова и далекой истории…

***

В трепещущий под рывками «торнадо» февраля 1948 года обветшавший двухэтажный домишко в Земледельческом переулке города Москвы, отчаянно размахивая верховной газетой страны, сдирая на ходу всклокоченный пуховый платок и бессвязно-амплитудно жестикулируя, торопливо вкатилась кругленькая симпатичная женщина средних лет и, отчаянно прижав ладони к голове, скоро выпалила:
– Валюша, ты только посмотри, как Вано пришпандорили, и Шостаковича даже, что же теперь будет? А ты сам теперь не будешь бояться писать?
– Что стряслось, ягода моя? – ласково обнимая жену, привыкший к шакалистым хищным «биографам» упомянутый «Валюша» беспечно забрал из ее рук повисшую «Правду», пытаясь отбросить ее в сторону и приголубить свою ненаглядную, как вдруг взгляд его скользнул по передовице и заиндевело замер.

По странице зловеще расползлось постановление ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 года об опере Ивана Мурадели «Великая дружба», после чего в музыкальных коалициях отчизны все покатилось кувырком. Многие «действующие» члены композиторского Союза СССР были беспардонно либо резонно уличены в погоне за ложной «оригинальностью» с представлением «формалистических извращений, чуждых советскому народу и его художественным вкусам» с явными признаками «атональности, диссонанса и дисгармонии» и являющихся «якобы выражением «прогресса» и «новаторства» с увлечением «сумбурными, невропатическими сочетаниями, превращающими музыку в какофонию, в хаотическое нагромождение звуков».
(Сегодня в 2024 году эта постановка не без успеха возвращена на подмостки оперных театров, в том числе прозвучала в гастрольном исполнении на сцене ГАБТа в декабре 2023-го.)

Удар по тенденциям популистского экспрессионизма аргументировался скудостью авторской речи, отказом от полифонического исполнения и увлечением однотонной, унисонной фразой, что являет собой нарушение многоголосия песенного строя, свойственного русской нации, в особенности традиций отечественной музыкальной школы с ее правдивостью и глубокой органической связью с народом и его музыкальным и песенным творчеством.

– Дмитрий Дмитриевич, как же так? Неужели теперь такого мастера будут поучать, как ему творить свою музыку? Тихому скромному гению? – расстроенно пробегая глазами строчки, медленно проговорил Валентин.  
– Валечка, ты о себе, о нас подумай! Как теперь так писать, чтобы и нас не попрекнули? – нетерпеливо перебила жена.
– Как писать? Тут все сказано, Сима: писать о народе и для народа. Видишь ли, родная, как ни хочется признавать, но в чем-то эти коммунисты определенно правы, вот читай: «Многие советские композиторы в погоне за ложно понятым новаторством… замкнулись в узком кругу специалистов и музыкальных гурманов, снизили общественную роль музыки и сузили ее значение, ограничив его удовлетворением извращенных вкусов эстетствующих индивидуалистов». И знаешь, что? На самом деле есть такое, что пишем мы не для людей, а себе, некоторые определенно пишут себе, а многие пишут, чтобы просто быть на виду, и пишут достаточно формально. С душой нужно писать и с сердцем, Сима. А там, как Бог пошлет. Где у нас народ сейчас? На полях, да на стройках. Его нужно постараться понять, услышать эту золотую середину, его действительно мало волнуют изощренные вкусы очень узких специалистов. Люди хотят слушать про себя, они, дети крестьян и рабочих, еще не готовы слушать про запредельное и потустороннее. Так что подождет потустороннее, вот однажды я напишу даже про стройки, это тоже часть нашей жизни, ее можно не замечать, а можно и заметить. А сейчас напишу про леса-поля. Эта тема сейчас людям самая родная – подниматься после войны надо. И еще потому, что во главе всего этого матушка природа…

С этими думами он скоро набрал номер поэта-песенника Якова Шведова, с которым за времена знакомства сделал несколько удачных вещей («Веселый разговор», «Встречай, Сахалин, новоселов!», «Дорогами отцов», «До чего земля богата», «Дума матери», «Уральский сказ», «Прощальная степная»). Валентин давно нуждался в перемене стихов. Работы поздних 1940-х говорят об уже сложившемся сочинительском стиле: в его творчестве появляются новые черты структуры пьес, их мелодико-гармонического содержания, некоторые особенности вокализации партий, фортепьянного и оркестрового сопровождения. Всюду видны настойчивые поиски наиболее выразительных интонаций, мелодических ходов, гармонических созвучий и других элементов музыкальной речи. Именно поэтому многие из своих песен он так и не пустил в «эфир». Эти произведения сохранились лишь рукописно. За некоторые свои «опусы» было ему досадно, даже стыдно, в особенности за слова. Сейчас он не допустит поэтических «кошмаров» в своих хитах, например, таких, как «ария» от краснофлотца, героя войны:

Увидал моряк дивчину,
Подмигнул одним глазком,
И от той простой причины
Сохнет девушка по нем.

В ноябре 1948-го Шведов принес Макарятам девять стихотворений на тему колхозной страды – маэстро поглотила идея написания вокально-хорового полотна, подаренного людям села. Мастер принял из них три с обязательством доработки, над остальными пьесами авторы бились вдвоем. «Солнечная дорога» – цикл из девяти пьес, в котором заиграла одаренность и творческая зрелость Валентина. Композитор и поэт рассказывают о мире сильных и красивых людей своей страны, обыкновенных простых крестьян. Перед слушателями рисуются панорамы и этюды природы, быта и.., конечно же, любви.

Будучи сам рожденным в крошечном городке, Макаров ездил по поселкам и деревням Полесья, Нижегородчины и ростовских мест в поисках фольклора – народной души, участвовал в сборах материалов и даже предсвадебном сватовстве. И в новой своей сюите он обыгрывает тему свадьбы как лиричной элегии из жизни одной из волжских деревень.

Девять песен опуса – это циклическая форма, в которой все ее части внутренне оправданы нотным «либретто» целого. Каждая песня (сольная или групповая) оригинальна и неповторима. Композитор пробует силы в развернутой массовой музыкально-драматической сцене в предчувствии написания оперы. В сюите для солистов и хора в сопровождении оркестра маэстро рискует расширить жанр и выходит за пределы простой куплетной формы.

Первый ее номер полон опоэтизированных образов природы и ощущения большого земного счастья. В этой природности и чувственности сконцентрирована основная мысль всего произведения:

Над серебряной рекой в кустах соловушка
О великой любви поет.

Содержательное название второй части – «Песня жениха», которой предшествует рифмованная связка, декламируемая чтецом. По существу, это первая картина настоящего «спектакля»: бесшумный сладкий вечер на селе, мечтательно появляется герой:

Догорает заря над округой,
Тишина, тишина над землей…
Что же ты не выходишь, подруга,
По дороге в простор полевой?

Лирическая песня-романс — признание мужчины в чувствах любимой. Теплота и ласковость мелодии обволакивают слушателя своей искренней эмоциональностью, завуалированной вальсовостью и мягкими перебоями двудольных и трехдольных размеров, эталонного стиля уже зрелого мастера.
«Мерцают звезды ранние». Музыка Валентина Макарова, текст Якова Шведова, исполняет Государственный русский народный оркестр под управлением Дмитрия Осипова, солист Георгий Виноградов.

Сердечность мотива оставляет нежное послевкусие, особенно ощутимое при сравнении части со следующим сценическим явлением – красочной жанровой зарисовкой ночного гулянья счастливой молодости.

В это время у села
До утра гулянка шла…

В части «Хороши в июле ночки» композитор использовал оригинальный прием слияния двух фраз различного эмоционального плана. Тягучую раздумчивую о ночках издалека поет женский хор, предложения заканчиваются протяжными ферматами, на фоне которых небольшой ансамбль скороговоркой исполняет частушечный куплет. Трехголосное изложение его мелодии дало маэстро показать особенную прелесть народных гармонических последований (параллельные трезвучия и секстаккорды), которые расцвечивают достоинства неброского мотива. Два непохожих настроения сливаются в единый образ, выпуклый и яркий. И красота июльской ночи становится осязаема: распевность передает аромат родной земли, романтику сердечной чистоты и чуть грустную иронию. Поблизости плясовая пригудка с юмором и лукавством раскрашивает яркое ощущение радости.
«Хороши в июле ночки». Музыка Валентина Макарова, текст Якова Шведова, исполняют Государственный русский народный оркестр под управлением Дмитрия Осипова, вокальный женский квартет и женский хор Республиканской хоровой капеллы.

В следующем эпизоде картины разыгрывается обручальный сговор, где шуточная перепевка сватов перебивается лиричной арией суженой. За ними вокализирует хлебороб, одновременно и родитель невесты. Музыкальный образ его задумано прост. Умеренный мотив запева разрешается последней кульминационной фразой припева.
«Ты в хлебах, земля», второй вариант. Музыка Валентина Макарова, текст Якова Шведова, исполняет Государственный русский народный оркестр под управлением Дмитрия Осипова, солист Петр Киричек.

И вот композитор подошел к финалу – сочетанию двух любящих людей. Как рассказать о самом главном не прямо, не фальшиво, сокровенно и прекрасно, деликатно и потаенно, так, чтобы горело и трепетало, и было чутко для каждого из слушателей и певцов.

Много ночей маэстро обдумывал это, изучая в сонных окнах астеризм созвездия Волопас, горстями сглатывая валидол, неистово затягивая брыдкий дым из знаменитой черной пачки с папиросами «Герцеговина флор».  

Раннемайской порой чета Макаровых отправилась в Рузу на дачный сезон. Согревала чудная погода, в нахлынувших сумерках неспешно перешептывалась река, а вечер кленовым кисловато-медовым теплом дышал в раскрытое окно, «репетируя краски» лимонно-зеленых соцветий.

– Какая красотища, – отодвигая невесомую занавеску, вдохнула частицу весеннего вернисажа жена. – Клен зацвел, какая прелесть. А береза еще раздумывает, слышишь, Валя, есть такая примета – если клен цветет прежде березы, то лето будет холодное и дождливое, так что готовься к тому, что будешь целыми днями сидеть и писать.
– Ох, дорогая моя Сима, разве могут береза с кленом делать что-нибудь порознь? Всегда они на Руси идут парой: клен да береза – чем не дрова, а хлеб да вода – чем не еда, – откликнулся муж. – Хочешь, я тебе прочитаю восхитительные стихи Северянина, их еще моя мама по молодости записала в своей тетрадке, и они с папой читали их вместе во время их знаменитых литературно-музыкальных вечеров, а было это в Тетюшах. Любимая, это про нас:

В этих раскидистых кленах мы наживемся все лето,
В этой сиреневой даче мы разузорим уют!
Как упоенно юниться! ждать от любви амулета!
Верить, что нам в услажденье птицы и листья поют!

Ты говоришь: я устала… Ты умоляешь: «О, сжалься!
Ласки меня истомляют, я от блаженства больна»…
Разве же это возможно, если зеленые вальсы
В этих раскидистых кленах бурно бравурит Весна?!..

– Как это чудесно, лада мой! Что мы вот сюда приехали, что вдвоем, что никого нам не надо, и что здесь под окном стоит такой замечательный клен, – решительно задернув тюль, Серафима прильнула к родному плечу. – И как чудесно, что прочувствовать стихи Северянина нам только предстоит.

Утро встретило Валентина в полях. Перед завтраком из хлеба и жареных яиц он пошел прогуляться по первой траве. Из весенних облаков сладкоголосой трелью проливались каденции жаворонков. Розовое солнце, окрашивая восток, удерживалось в клейких ладонях пятиконечной звезды – на опушке небольшого перелеска стоял, обнимаясь с хрупкой березкой, невысокий расцветший явор. «Какая нежная красота», – восхищенно подумал маэстро и стал нащупывать свистом, едва забрезживший в голове мотив.
За едой он молчал, погруженный в себя, нетерпеливо тыча вилкой в желтоглазый омлет, а после, секретничая с роялем, вдруг взялся наигрывать новую музыку.
– Валюша, ты что-то сочинил? – Сима поставила на крышку инструмента березово-почечный отвар.
– Вот всегда они вместе, я же тебе говорил. Есть у меня мысли кое-какие, мне для этого срочно нужен Шведов. Иди скорее сюда, – Макаров подцепив душистый стакан, ловко уселся в кресло, приманивая жену. – Я расскажу тебе волшебную историю из своего детства.

Было это давным-давно, что даже неизвестно, а было ли это вообще. Стоял на Волге-реке небольшой городок, он и сейчас там стоит и вовсе не исчезает. И жил в небольшом городке крестьянин-купец Варфоломей Ивановъ Макаровъ, первый тетюшский гармонист. И был у него сынок-богатырь, Алеша-молодец, умел писать, считать, да на кларнете играть. И был он в артели счетоводом, а по сути лучшим поэтом-певуном. Как устроят они с отцом да братьями на вечери концерты-баллады по-над Матерью-рекой, так все поселение стекается на посиделки к клену да березе, раскинувшимся под их приветным окном. Среди поклонниц даровитого юноши была пригожая девица, Лизонькой звали.
Приезжала она в Тетюши из Астрахани с семьей, имевшей связи с Макаровыми по рыбным промысловым делам, – из-за больших талантов к пению и расцветающей красоте побаивались родственники оставлять ее «без глаз». Сама же Лизонька в торговле ничего не смыслила, но крепко почитала вокал и вскорости была отправлена папаней к тетке в Харьков для обучения высокому певческому мастерству в новосозданный музыкальный класс. А на каникулах с родителями возвращалась в Тетюши.
В крохотном приволжском городе повстречала милая барышня жизнерадостного паренька и утратила покой. Спустя год после их сватовства, Алеша ввел в свой дом под сенью явора Лизавету, молодую прекрасную жену. И зажили они дружно и весело. Встречали зорьки алые, плели венки из листьев резных и узорчатых, обнимаясь любовным вечером на глазах у двух деревех. А березка и клен, наблюдая их любовь, переплелись ветвями и стволами, справляя свой древний вечный союз. Ведь известен миру сказ о том, что растут они рядом и в нынешние времена и делят жаркое солнце и мокрый дождь, ясную весенницу и печальный листопад пополам.

Плакали ночью
Желтые клены.
Вспомнили клены,
Как были зелены.
С желтой березы
Тоже капало.
Значит, береза
Тоже плакала.

А через год в чудесной семье народился малыш. Пошел он мечтательным и музыкальным в женственную поющую мать и веселого дудочника отца. И каждый день глядел, как нежились друг с другом за окном два деревца, береза и клен, Кленич да Берегиня. И каждый вечер слушал от отца и матери сказ о двух возлюбленных: добром юноше Яворе и ласковой девице Веселке.

ЛЕГЕНДА О ВЛЮБЛЕННОМ КЛЕНЕ
Однажды суровая жестокодушная мачеха призвала проклятие на своего золотосердного пасынка, превратив его в столб. Но чистая доброта юноши Явора была настолько велика, что обернулся столб деревом красоты доселе невиданной, благословенным славным богом Кленичем, солнечным светом и воинством высокого огня. И дали «в людях» ему имя – Клен.  

Землю корнями взрыв,
Лицом обратившись к югу,
Клен — как зеленый взрыв —
Утром потряс округу.

И рос клен-Кленич на опушке у села, в ветреный вечер и жгучий полдень покрывал он путников разузористой кущею. А лишь заструит зимобор-протальник по стволам кипучий сок, как тут поит он медовой водой утомившихся походом гостей. Девицы и молодицы срезали кудрявые листы, выстилали ими хлев, украшали стены, защищая скот и горницу от беды и уроченья. А юноши и мужи накаливали чудо-стрелы из ветвей, развоплощавшие в небытие нежить и мертвяк. Жены выпекали на плетях каравай, чтобы передать на хлеб его могучую солярную суть. Так и поживали вместе клен-человек Явор и люди из села. С тех пор на Руси негоже стало дерево «кленовое рубить и дома им топить, потому как клен от человека пошел».

А за голубою-синею рекой, в тумане и дыму томилась в стылом терему белоснежная красавица Веселка. Разумницей и милостивицей почиталась девица в родимом окресте. И вот в прозрачный месяц вересень заявились до дому ее отца сваты и сговорили за нивы широкие и серебро бессчетное несчастную пленницу за старого и ненавистного. Умоляла она отца пожалеть ее, девицу, но тот был зол и лют, и день заручения был в сговоре. Отчаявшись жить с постылым и каменным, девушка метнулась бежать через село вдоль рощицы за воду да по гладким кленовым мосткам. Бегущая река сдревле препятствует тьме, а яворов мост не дает ей переправиться поверху.
Перебежала Веселка реку и очутилась перед Явором-молодцем. И крепко обнял он ее пылающей заревом кущею.
Бросившаяся следом сугонь, доскакавши до воды, замерла – кони стали как вкопанные, увидав, как за рекой зловеще буянится красный горячий петух. Не ведал враг, что сквозь туман он углядел жаркого осенним чупруном румяного Кленича-Явора.
И порешила погоня, что невеста их сгинула в дыму-огне-пламени, и скоро возвернулась назад.

Так осталась Веселка с Явором, обернувшись Берегиней-березонькой, и день и ночь обнималась с ним и шепталась листвой…
И зажили они вдвоем. И, как прежде, гостеприимный резной шатер давал приют уставшим паломникам и страждущих укрывал своей листвой. Однажды мимо влюбленных проходили странствующие потешники и расположились под кленом и березой на постой. И шелест щедрого курчавого Кленича пришелся певцам-музыкантам по душе, и сделали они из его ветвей кларнет-дудочку, поведавшую миру сказку о нежной красавице Веселке, славном добром молодце Яворе и их горячей и верной любви.

Береза-Берегиня… о красивом и женственном дереве сложено много песен и стихов, легенд и былин. Береза – гордость поколений, проживающих на Руси, ее дерево жизни. В славянской культуре береза символизирует женскую суть. В сватовских обрядах ее связывают с суженой, а клена с нареченным.
Нередко молодые девушки приносили березе угощения, обращаясь с просьбой исполнить самую желанную мечту. У клена же как символа мужской молодости брали лист: «Закрою его след листом кленовым – не полюбится он другой. Если не слышит милый, что мелют злые языки, смотрит только в глаза мои, то не вянет клен за окном. Натяни струну звонкую на сухую ветвь клен-дерева, спой мне песню свою разудалую. Но не поет свою песню милый мой, строит он корабль легкокрылый кленовый, чтобы уйти в края неведомые, поиграть силушкой нерастраченной. Буду снова ждать-горевать, клену кланяться, воротился чтоб милый мой, чтобы снова зазеленел клен листом широким, приветливым…».
Клен – дерево певучее. Именно из клена были вырезаны гусли-веселки у Садко. Клен прославился тем, что придает звуку яркость. Именно потому нередко для скрипок и альтов, флейт и гобоев, для песен и обрядов музыканты выбирали клен.
Ах, если бы люди разбирались в речах деревьев, как много легенд и побасенок сумел бы рассказать знакомый с детства клен. Он каждый день стучится к нам в стекло зелеными ажурными руками, желая поговорить, будто знает о том, что у хозяина сегодня на душе, как самый близкий, самый нужный и понятливый друг.

Я не знаю древесных наречий,
Клен, тебе я кажусь чужаком.
Положи мне две лапы на плечи
И шершавым лизни языком.

Тебе скучно стоять рядом с дачей,
И меня до скрещенья путей
Провожают с тоскою собачьей
Голубые глаза из ветвей.

Существует поверье, что между человеком и кленом есть крепкая надежная связь. И до тех пор, пока человек здоров, и клен его растет и хорошеет. Пятиконечные резные листья дерева напоминают ладонь, а пять их концов символизируют пять «людских» чувств. И если подойти к нему в минуты тревог, оно придаст уверенности и развеет печаль. И маленький Валентин доверял ему тайны и мечты, как брату, родичу, товарищу, учителю и пастырю, обвенчавшему любовь его милой матери и отца.

Но в обыкновенной человеческой вечности не бывает бесконечного вечного. Семья Макаровых, уехавшая на московское пожитье, оставила свой первый благодатный дом. И тут же мальчику привиделись музыкальные театры, парки с летающими лошадками и заманчивое взрослое кино. Он разохотился попасть в державу Красной площади и Красного Кремля. Так, размечтавшись, выскочил во двор поторопить родных с отъездом, как вдруг по сердцу полоснул удар – новые хозяева сносили широко развесивший огромную зеленую крону клен. Обвивавшая его береза упала сама. Валька сильно и отчаянно зарыдал, словно сам горел на костре, не в силах убежать, а детскую волю предательски сковала острая «виноватая» боль.
На помощь пришел отец, он ласково посмотрел на наследника и серьезно пообещал:
– Валик, все будет хорошо, мама собрала из Веселки картинку, гербарий будет висеть у тебя над фортепьяно, а я тебе клянусь, что у нашего Явора будет самая лучшая на свете судьба – я попросил вырезать для нас из него кларнет, самый настоящий кларнет, и мы будем играть на нем концерты, как и прежде. Как ты думаешь, может быть, эта самая замечательная судьба – служить главному идеалу музыки?

Композитор закончил семейный рассказ, большие слезы стояли в его огромных глазах:
– Сима, я все придумал, сегодня же попрошу Шведова сделать стихи про эту любовь. Как у нас тобой, родная!
Сима вздохнула и пушистым котенком прижалась к мужнину плечу:
– Валя, это та самая дудочка, на которой ты часто наигрываешь и берешь с собой, с которой не расстаешься никогда? Ты мне никогда об этом не говорил.
– Значит, только сегодня время пришло…
Валентин решительно встал, распахнул окно и, подставив лицо под разогнавшийся дождь, попросил передать телефон.  

Зеленый лист и белый лист!
Кленовый и бумажный!
Бумажный лист и сух, и чист,
А лист кленовый — влажный.

Он вымок ночью под дождем
И пахнет старым кленом.
Возьмем лист белый и на нем
Напишем о зеленом!

Через день маэстро писал свой самый знаменитый хит: подруги провожают девушку под венец.

На праздник прощанья,
На праздник-девичник
К невесте подруги проститься пришли:
— Давайте, девушки, споем
О стройном клене молодом…

Удивительно душевная песня «Рос на опушке рощи клен» стала самой народной и любимой песней мастера и, безусловно, его творческим гербом. Ее однозначно можно назвать национальным образцом лирики, вдохновенным постижением русской песенной стихии. В ней оправдан и осмыслен каждый подголосок, каждый сопровождающий звук. В контексте развития сюжета Макаров органично варьирует нотную строку, открывая «забытую» новизну в использовании хоровых и солирующих голосов приемом метроритмических нарушений и подхватов слов. Музыкальная эволюция произведения двигается гармонично. Нежная, наивная мелодика примеряет в следующих строфах иные эмоциональные краски. Изменяя вокальную фактуру при неизменном аккомпанементе, автор раскрывает в песне то широкий мелодический разлив, то светлую мечтательность, то глубокий драматизм. Торжеством лирического начала звучит импровизационное заключение четвертой строфы.
Этим символом чувств «Рос на опушке рощи клен» предопределяет «Выбор невесты» и последнюю сюитную часть, хор «Березняк да ельник».
Прекрасный аллегорический образ песни, связанный с природой, придает очарование, увеличивает воздействие, и это та самая история, когда слово и нота нераздельны. Невозможно даже предположить иную музыку к этим стихам. В этом, видимо, и заключается ее душа, ее естественность и простота, и песня неожиданно начинает петься сама.
И пусть стиль у нее не Шостаковича, фактура не Прокофьева, но авторская душа рвется к чему-то родному, знать, к сути и истории своей. И такому сокровенному желанию, затаив от нежности дыхание, поговорить с отцом и матерью об их бесконечной, огромной, глубокой и верной любви.

И лишь для клена каждый год  
Березка стройная цветет.

«Рос на опушке рощи клен». Музыка Валентина Макарова, текст Якова Шведова, исполняет Ансамбль песни Всесоюзного радио под управлением Василия Целиковского, солистка Александра Яковенко.

***

Звездная темнота закутала серебристым пледом теплоход «Некрасов». Нелюдимые береговые огни, «отстраняясь» назад, подмигивали и тут же забывали вышедших на палубу пассажиров корабля. Две подруги – сирены концерта – вдвоем стояли на заснувшей корме, прощаясь с оставшимися за горизонтом домами и полесьями, добрыми их жителями, да «влюбленными» кленами-березами. Золотоволосая, едва удерживая в руке бутылку морозного шампанского, разливала ее в бокалы и вдруг с интересом повернулась к визави: «О чем ты так глубоко задумалась?» – «Да о том, что мы, не смотря на бесконечные круизные праздники, все-таки подготовили и исполнили эту забытую песню, она получилась хорошо, можно теперь ехать прямо в студию на запись. Нам река так помогла? Может, примем за нее, за малую родину нашего прекрасного композитора Макарова?»

Девушки со смехом чокнулись, разбрызгивая сладковатые пузырьки, и глотнули холодный напиток из знойного винограда и ледяных прилетевших к ним из-за лееров волн. Волга из семи футов под килем закрутилась, закружилась, всколыхнулась и звонко ударила в борт…

«Волга-река». Музыка Валентина Макарова, исполняет оркестр Всесоюзного радио под управлением Василия Целиковского.

Я не скоро, не скоро вернусь.
Долго петь и звенеть пурге.
Стережет голубую Русь
Старый клен на одной ноге,

И я знаю, есть радость в нем
Тем, кто листьев целует дождь,
Оттого что тот старый клен
Головой на меня похож.

В рассказе цитируется поэзия Павла Панченко, Якова Шведова, Игоря Северянина, Эммы Мошковской, Сергея Острового, Сергея Пашина, Александра Кушнера, Сергея Есенина.

Обнинск – Москва, октябрь 2022 г.